Бессмертный полк Ленинграда

Говорила мама о лампадке,
Что в углу светила всю войну.
Огонек неяркий, слабый, шаткий.
Чем его питали – не пойму,

Но горел, шептал в ночи на ухо,

Вопреки бесчисленным смертям:
«Продержись, давай, не падай духом —
Все преодолеть по силам нам».

И пока светил, не угасая,

Верилось Валюше: все пройдет —
Голод, страх, ночная вьюга злая;
Солнышко растопит зимний лед…

Светлый лик на старенькой иконе —

Строгий взгляд взыскателен и добр…
Что еще поддерживало, кроме
Веры? И войне наперекор

Чудодейство искренней молитвы

Аннушкиной, может быть, спасло
Мужа: он вернулся после битвы,
Чтобы счастье в доме проросло.

Может быть, у Вали не случайно

Верою сестренку назовут.
Умолкаю. Потому что тайна —
Сил души неоценимый труд.

И сейчас та самая лампадка

Теплится у мамы в уголке,
Светом высочайшего порядка
Утверждая – в Божьей мы руке…

Заключение

Два слова: чудо, волшебство…
Обманчиво понятий сходство.
Волшебник – фокусник. Его
Старания – забавы просто.
Пусть даже помыслы добры,
Но несерьезно, в самом деле,
Без спичек зажигать костры,
Таскать из шляпы карамели…

А чудеса – иной расклад.

Вы можете не верить в чудо,
Когда о жизни говорят
Обычных буден пересуды.
Но если захлестнет беда
И наглый взгляд безглазой смерти
В упор нацелится – тогда
Вы в чудо накрепко поверьте.

Ведь чудеса – они от нас

Самих зависят большей частью.
И если Бог кого-то спас,
Людское было в том участье.
Земля измучена войной,
Мы все живем в огромном тире,
Но дружбой, верой, добротой
Хранима человечность в мире.

Юлия Андреева

Девочка и война

– Элина, расскажите про войну?

– Мне трудно вспоминать как это было: не то, чтоб не хочу или забыла, а нужно говорить за всю страну.

Николай Манацков

Над черным полем порхали белые уголки солдатских писем, они вылетали из развороченного бомбой черного, обгорелого чрева пульмановского вагона, беспомощно кружась в пахнущем гарью воздухе и оседая на черную выжженную землю. Письма с фронта домой, весточки из дома.

Кто теперь соберет в поле черном их белый урожай? Кому собирать?

В который уже раз Элина просыпалась в холодном поту, давясь слезами и собственным бессилием. А действительно, что она могла тогда сделать – худенькая девчонка в санитарном вагоне, когда их поезд летел сквозь эту белую метель чьих-то надежд и тревог? Не скажешь же: «дяденьки, тетеньки, давайте остановимся и вернем все на свои места». Не бросишься в обугленную степь за чьим-то ускользающим счастьем.

Элина отвернулась от окна, беспомощные как и она сама, раненые со слезами на глазах смотрели на белую метель солдатских писем. Стараясь не плакать, Элина лепетала слова утешения, говорила, что письма обязательно кто-нибудь соберет, что они непременно доберутся до адресатов.

Черно-белый ужас недавней войны вот уже сколько лет нет-нет, да и пробирался в сны Элины, заставляя ее переживать все снова и снова.

Доброволец

Когда началась война, Элине было 13 лет – явно непризывной возраст, да еще и девочка. Тем не менее, Элина отправилась в госпиталь, где в то время служил ее отец, и попросила пропустить ее в штаб. Конечно она могла попросить отца, дать ей работу в госпитале, но не такой характер у Элины, чтобы позволить себе хотя бы небольшую поблажку. Поэтому приметив у дверей часового, девочка смело направилась к нему.

– Пропустите меня к комиссару.