Бессонница

Впервые Ральф ощутил нечто вроде жалости к маленьким лысым врачам и понял основной парадокс их жизней: они знали, что Краткосрочные, чье существование они были посланы обрывать, живут мощной внутренней жизнью, но они и близко не могли осмыслить реальность этой жизни, эмоции, которые движут ею, и поступки — порой благородные, а порой глупые, — возникающие в результате этих эмоций. Мистер К. и мистер Л. изучали свои Краткосрочные задания, как некоторые богатые англичане изучали карты, привезенные путешественниками викторианской эпохи[72], которых они по большей части субсидировали, но сами оставались трусами, несмотря на все свое богатство. Своими ухоженными ногтями и мягкими пальчиками филантропы водили по рекам на бумаге, по которым им никогда не придется плавать, и по бумажным джунглям, где им никогда не суждено поохотиться. Они жили в полном страха замешательстве и воспринимали этот мир как игру воображения.

Клото и Лахесис чертили эти «карты» и использовали их довольно грубо, хотя эффективно, но не понимали ни радости риска, ни печали утраты — самое большее, на что они были способны в смысле эмоции, это ноющий страх, что Ральф и Лоис попытаются разобраться лоб в лоб с прирученным Малиновым королем ученым-химиком и их прихлопнут, как старых мух, в результате подобных усилий. Маленькие лысые врачи обладали долгими жизнями, но Ральф подозревал, что, несмотря на их яркие стрекозиные ауры, это были серые жизни. Он взглянул на их лишенные морщин, до странности детские лица из райского убежища объятий Лоис и вспомнил, как ужасно боялся их, когда впервые увидел их выходившими из дома Мэй Лочер в ночной час. С тех пор он открыл для себя, что ужас не может пережить простого знакомства, не говоря уже о знании, а теперь у него было немного и того, и другого.

Клото и Лахесис ответили ему взглядами, полными тревоги, и Ральф поймал себя на том, что у него нет ни малейшего желания эту тревогу погасить. Ему почему-то казалось совершенно правильным то, как они себя сейчас чувствовали.

Ральф: [Да, она очень смелая, и я очень люблю ее, и думаю, мы сумеем сделать друг друга счастливыми, пока…]

Он запнулся, и Лоис напряглась в его объятиях. Со смесью облегчения и изумления он понял, что она до сих пор находилась в полусне.

[Пока что, Ральф?]

[Пока сама захочешь. Наверное, всегда есть пока, если ты — Краткосрочный, и, пожалуй, это нормально.]

Лахесис: [Что ж, тогда, наверное, до свидания.]

Ральф невольно улыбнулся, вспомнив радиопостановку «Одинокий Рейнджер», где почти каждый эпизод заканчивался одним из вариантов этой фразы. Он протянул руку Лахесису и был неприятно поражен, когда маленький человечек отпрянул от нее.

Ральф: [Подождите минутку… не будем так спешить, ребята.]

Клото, с легкой опаской: [Что-нибудь не так?]

[Да нет, пожалуй, но после того как мне врезали по башке, дали по ребрам, а потом едва не поджарили заживо, думаю, я имею право убедиться наверняка, что это в самом деле закончилось. Это так? Ваш мальчик в безопасности?]

Клото, улыбаясь с явным облегчением: [Да. Разве вы не чувствуете? Через восемнадцать лет, прямо перед своей смертью, этот мальчик спасет жизнь двум людям, которые в противном случае могли умереть… А один из них умереть не должен, ибо тогда нарушилось бы равновесие между Случаем и Целью.]

Лоис: [Бог с ними, со всеми этими делами. Я просто хочу знать, можем ли мы вернуться обратно и снова стать обыкновенными Краткосрочными?]

Лахесис: [Не только можете, Лоис, но и должны. Если вы и Ральф останетесь здесь надолго, вы не сумеете снова спуститься вниз.]

Ральф почувствовал, как Лоис теснее прижалась к нему.

[Мне бы это не понравилось.]

Клото и Лахесис повернулись друг к другу и обменялись неуловимым недоуменным взглядом — как может кому-то не нравиться здесь, наверху? — прежде чем вновь взглянуть на Ральфа и Лоис.

Лахесис: [Нам в самом деле пора идти. Я прошу прощения, но…]