Бесстыдница (Эксгибиционистка)

В глубине души Сэм надеялся, что Мередит захочет оставить Мерри у себя. Или позволит Карлотте уговорить себя на это. Тогда все сразу упрощается. Мередит уже не полетит в Африку на съемки, а останется с Мерри в Нью-Йорке или в Лос-Анджелесе. А если он не полетит в Африку, то и контракт на участие в фильме о жизни Сесилия Роудса [8]подписывать не станет, чего и добивается он, Сэм. И тем не менее… Сэм не скрывал своей озабоченности. Как-то все это складывалось не так, неправильно, непрофессионально. Не может девятилетняя девочка так резко менять жизнь кинозвезды. Не может, но меняет… Вот почему Сэм решил, что должен быть особенно тактичен, терпелив и осторожен. Пусть Мередит сам примет решение. С помощью Карлотты, конечно, но сам.

Если Сэм молчал, поскольку не хотел подталкивать Мередита к принятию решения, то Карлотта не раскрывала рта совсем по другой причине. Она мечтала о Мерри. Она так хотела, чтобы девочка жила с ними, что боялась произнести лишнее слово из опасения, что Мередит не так ее поймет. Ведь это все-таки его дочка. Положение было крайне деликатное: Мерри хотела, чтобы Мередит так же, как и она, мечтал о том, чтобы Мерри осталась жить с ними и чтобы он при этом не испытывал угрызений совести за то, что все эти годы Мерри жила со своей матерью, – ведь это могло помешать ему принять ребенка, могло воздвигнуть между ними барьер.

Карлотта знала, что может повлиять на Мередита, и очень страдала. Ее раздирали противоречия. Она прекрасно понимала, что ребенок ни в коем случае не должен пострадать. В противном случае тяжело будет не только Мерри, но и самой Карлотте, и Мередиту. И наоборот, если все получится так, как о том мечтала Карлотта, то Мерри станет их дочерью и поможет вытравить из памяти трагедию, случившуюся во время войны.

Мередит приехал в Нью-Йорк в двухнедельный отпуск. Он позвонил ей, и они поужинали вместе. Ужин был потрясающий: вино двух марок, огромные сочные бифштексы и клубника прямо из теплицы – каждая Ягодина величиной с лимон. Стол был такой изысканный и роскошный, что Карлотта совершенно невинно и простодушно обмолвилась, что не понимает, как это Мередиту удается заказывать подобные блюда на жалованье сержанта. Тогда Мередит объяснил, что он не простой сержант, но киноактер, работающий по контракту. При этом он получал еще и половину сержантского жалованья. Впрочем, по тем временам и такие деньги казались огромными. Собственное положение казалось Мередиту постыдным и дурацким. Сама студия направила его на комиссию, где вели запись добровольцев. Была достигнута договоренность о том, что он будет проходить службу в тыловых войсках, причем роль Мередита заключалась в том, чтобы разъезжать по стране и продавать облигации военного займа.

– Ой, как здорово, – восхитилась Карлотта.

– Это чертовски унизительно, – вспыхнул Мередит. – Просто насмешка над воинской службой. Я все хочу набраться смелости и завербоваться в рейнджеры или в морскую пехоту. На студии, конечно, на стенку полезут, но я хотя бы займусь чем-нибудь полезным.

– О, но ведь то, что вы сейчас делаете, и так очень полезно. В морскую пехоту может пойти любой, а вот облигации купят далеко не у каждого.

– В таком случае я хотел бы стать этим «любым». Я не шучу. Кинозвезде и в мирное время несладко приходится. Но тогда и фильмы другие. И ты по-настоящему работаешь. Встаешь спозаранку, мчишься на студию, целый день вкалываешь и выматываешься без остатка. Это работа! А что теперь? Я кинозвезда без фильмов. Словно король в изгнании или экс-чемпион мира по боксу – и звучно, и нелепо.

За кофе с коньяком Мередит признался, что только подумывает о том, чтобы завербоваться, но что решимости у него наверняка не хватит. После чего вдруг рассказал Карлотте о том, как закончился тот вечер, когда они познакомились у Клинта и Тиш. Он рассказал о том, как отклонил предложение Джослин, и о том, как она все-таки дождалась его в вестибюле.

– Да, такое случается с кинозвездами, – согласилась Карлотта. – Но то же самое случается и с банкирами, и с дантистами, и даже с учителями.

Но потом Мередит рассказал ей о том, как поссорился с Элейн, и о том, как в отместку сводил Джослин в ресторан, а газетчики незамедлительно растрезвонили об этом на всю страну. И вот тогда Мередит признался, что, прежде чем набрать номер Джослин, он пытался позвонить ей, Карлотте.

– Я позвонил вам… Я жил тогда в своей гримерной, и мне было страшно одиноко. Мне просто хотелось, чтобы рядом был кто-то, с кем можно поговорить.

– Только поговорить?

– Да! Честное слово!

– Звучит для меня не слишком лестно.

– Напрасно. Тогда я еще надеялся, что случившееся можно как-то исправить. Поэтому планы в отношении вас у меня были самые невинные: провести вместе вечер, поговорить, излить душу – и все! Но мне сказали, что вы уехали, и тогда я вдруг решил: а пропади оно все пропадом! И позвонил ей. Вот тогда-то каша и заварилась. Как я, впрочем, и предвидел. Сам, должно быть, того хотел.

– Понимаю, – тихо произнесла Карлотта.