Бестиарий любви

Ибо такова его природа, что нет зверя, коего труднее изловить, чем единорога; на носу у него имеется рог, — такой, что ни одна броня не способна устоять, — так что никто не смеет напасть на него или к нему притронуться, кроме чистой девственницы. Ибо, учуяв ее по исходящему от нее аромату, он становится на колени перед нею и показывает ей свое смирение, как бы для услужения. Посему рассудительные охотники, знающие таковое свойство его природы, помещают девственницу у него на пути, и единорог засыпает, [положив голову] на ее лоно. И дождавшись, когда он заснет, подходят охотники, чтобы убить его, — чего, пока он бодрствует, они сделать не могут.

Тем же манером и любовь отомстила мне. Ибо я был величайшим гордецом в отношении любви изо всех, кто жили в мое время, и казалось мне, что никогда я не видел женщины, которую хотелось бы мне даже просто получить в полное мое распоряжение, а не то чтобы любить ее с той силою, с которой любят многие, как об этом говорится. Любовь же, будучи из числа рассудительных охотников, поместила на моем пути невинную девственницу, чьею прелестью я оказался усыплен и умер таковою смертью, каковая свойственна любви: это — отчаяние, не ждущее пощады.

Поэтому и говорю, что я был пленен посредством обоняния, и что держит она меня с его помощью до сих пор в плену. И лишился я своей воли, дабы следовать ее воле.

ПАНТЕРА [30]

В точности как те звери, что, однажды учуяв аромат, исходящий от Пантеры, никогда уже ее больше не оставят, но вплоть до самой смерти следуют за нею из-за сладостного дыхания. Потому я говорю, что был захвачен в плен тремя этими чувствами: слухом, зрением и обонянием. Если был бы я пленен также и двумя оставшимися чувствами — вкусом, чрез посредство поцелуя, и осязанием, чрез объятия, то по праву мог бы я считаться совершенно усыпленным. Ибо человек тогда считается спящим, когда не ощущает ничего пятью своими чувствами.

И от усыпления любовного происходят все опасности. Ибо всем уснувшим угрожает смерть, как единорогу, усыпляемому девственницей, и как человеку, усыпленному сиреной.

ЖУРАВЛЬ

Но вот если бы предостерегся я от таковой опасности, мне бы следовало поступать подобно журавлю, стерегущему своих собратьев. Ибо когда журавли вместе совершают путешествие, то, пока все спят, один из них стоит на страже; и поочередно все несут дозор.

Стоящий на страже, дабы крепко не уснуть, ищет место, где бы под его ногами находились небольшие камни: ибо журавли спят стоя, а на камнях он не сможет твердо устоять.

Так и мне, скажу я, следовало поступить. Ведь журавль, оберегающий собратьев, есть предусмотрительность, чей долг — оберегать остальные добродетели людей; ноги же суть желания.

Ибо как передвигается человек при помощи ног, так и душа от мысли к мысли переходит с помощью желания, человек же — от деяния к деянию. Так что помещает журавль камни под ногами у себя, дабы не иметь возможности стоять спокойно и, тем самым, дабы не уснуть.[31]

Когда предусмотрительность противится своему желанию и не позволяет чувствам доверять ему настолько, чтобы обмануться, тот, кто бы все-таки доверился ему, поступил бы опрометчиво. Но вот те, у кого бдительность отсутствует, — те ущербны в той же мере, как Павлин, обезображенный потерею хвоста.

ПАВЛИН

Ведь и хвостом павлина также обозначается предусмотрительность; ибо хвост, располагающийся позади, означает грядущее, а то, что он покрыт множеством глаз, означает усмотрение грядущего.[32]

Посему я говорю, что павлин означает предусмотрительность. Ибо предусмотрительностью называется не что иное, как предосторожность, принимаемая в ожидании грядущего. Также и самый хвост означает предусмотрительность; и поэтому павлин приближается к природе льва.

Ибо львиная природа такова, что когда за ним охотятся и надобно ему укрыться, убегая, он волочит за собою хвост и стирает им следы своих шагов, дабы не сумел никто его найти.

Так же поступает человек мудрый и предусмотрительный. Ежели ему случается что-либо сделать, могущее вызвать порицание, буде кто-нибудь о том узнает, он старается обставить дело так, что никто узнать о том не сможет, — и его предусмотрительность покрывает след его шагов, то есть всякую — и добрую, и злую — славу, могущую проистечь из дел его. А посему хвост означает предусмотрительность, и в особенности — хвост павлина, из-за глаз, которые на нем находятся.

И поэтому я говорю, что, насколько безобразен павлин без хвоста, настолько же и человек убог без предусмотрительности. Однако имей я даже столько глаз, сколько их имеется на павлиньем хвосте, я вполне бы мог быть усыплен силою голоса.

АРГУС [33]