Бестиарий любви

В точности так же и Вы, прекрасная и нежная подруга, могли бы высвободиться без труда, отдав мне свое сердце, раз уж мои просьбы Вам столь докучают, как Вы говорите. Ибо я Вас преследую не за чем иным, как лишь за этим. Зачем же еще, кроме этого, было бы мне Вас преследовать? Ведь ничто другое не способно спасти меня от погибели любовной; но состоит Наисильнейшее лекарство в том, чтобы помочь мне так, как я сейчас сказал. Но ведь сердце Ваше заперто столь крепкими запорами, с каковыми мне никак не справиться; ибо ключ от них мне недоступен, — Вы же, кто имеет Ключ, отворять мне не хотите. Я, поэтому, не знаю, как могла бы эта Ваша сторона стать открытой — разве только оказалась бы в моем расположении та трава, которой дятел вышибает клин из своего гнезда.

ДЯТЕЛ

Ведь его природа такова, что, когда встречается ему дерево с дуплом, вход в которое [достаточно] неширок, дятел вьет в дупле том свое гнездо. Иногда же люди, дабы испытать способности, [приписываемые] этой птице, клином затыкают вход в гнездо, с силой загоняя клин в отверстие. Дятел же, обнаружив, что гнездо его таким манером заперто и что сил его открыть гнездо не хватит, побеждает силу разумом и хитростью. Ибо от природы знает он траву, способную отворять запоры. Ищет он ее, пока не находит, а [найдя], приносит в клюве и прикладывает к клину, каковой при этом сразу же выскакивает из отверстия.

Посему я говорю, прекрасная и нежная подруга, что если бы я мог добыть такой травы, попытался бы я отпереть ту Вашу сторону, в которой сокрыто Ваше сердце, дабы завладеть им. Но я не знаю, что же это за трава; если только она — не убеждение. Нет, она — не убеждение. Убеждение здесь не годится. Ибо есть только два способа убеждения: один из них — слово, а другой — вещь.[39]

Убеждение словами не годится; ведь хотя и обладает убеждение таковой властью, что возможно убедить девицу в том, что она должна любить, но при этом невозможно убедить ее настолько, чтоб она и в самом деле полюбила; и никакое убеждение не окажется столь сильным, чтобы не смогла она при всем своем желании заявить, что делать этого не станет. Но и убеждение вещами также не подходит. Ибо если принять во внимание все правила и все причины, выяснится правда: рядом с Вами я так мало значу, что заведомо проигрываю дело. Так что лучше мне просить пощады, чем надеяться на убеждение.

Но, с другой стороны, трава эта — не мольба и не пощада; ведь пощада вопиет о том, что, когда б то было в ее силах, путь к Вашему сердцу был бы отворен. И при этом нет других лекарств, чтобы спасти меня, кроме отворения пути к Вашему сердцу, коим мне необходимо завладеть. Так что совершенно очевидно, что я мертв, и нет надежды на спасение. Это правда. Что же, больше незачем мне думать о спасении? Это правда.

Но ведь иногда в том, что потеряешь без возврата, можно как-то все-таки утешиться. — Как же? — С помощью надежды на отмщение. — Как же мог бы я за себя отомстить? — Не знаю, любит ли она кого-нибудь, кому бы до нее и дела не было. Да и кто же столь безумен, чтобы быть к ней равнодушным? Нет, никто; разве только кто-нибудь из тех людей, чья природа такова же, как у Ласточки.

ЛАСТОЧКА

Ибо ласточка по природе такова, что не ест, не пьет, не кормит птенцов и не делает ничего другого иначе, как только на лету. И поэтому ей незачем беречься от хищных птиц: никакая птица ведь ее поймать не может. Так же есть и люди, ничего не делающие иначе, как на лету, любящие не иначе, как только походя. Что у них перед глазами, то им и принадлежит, и ничего сверх этого. А с другой стороны, никакой хищной птице никогда их не поймать, потому что нет такой любви женщины или девицы, что смогла бы удержать их, — но они со всеми одинаковы.

ЕЖ

Так же как и Еж, способный сворачиваться колесом, ощетинившись иголками так, что невозможно ни с какого боку притронуться к нему, не уколовшись. Посему, катаясь среди яблок, Может нагрузить ими себя со всех сторон, будучи со всех сторон усеян иглами. И потому что еж со всех сторон усеян иглами, говорю я, то такие люди в этом сходны с ним; ибо могут, как и он, со всех сторон хватать добычу, и не могут быть ухвачены ни с коей стороны.

Оттого я говорю, что кто-нибудь из этих вот людей мог бы за меня неплохо отомстить. Впрочем, месть такого рода больше бы расстроила меня, чем утешила. Потому что я скорее предпочел бы, чтобы умерли и она и я, чем чтобы она кого-нибудь любила, за исключением меня, — да, но мне она ведь отказала! Так чего же я хотел бы? Я не знаю; разве что она раскаялась бы в зле, что причинила мне. Ибо раскаяние — разновидность мести, и хорошо отмстившим своему врагу сможет считаться тот, кто доведет его до раскаяния. Мне поэтому хотелось бы, чтобы она раскаялась в причиненном мне эле, по примеру Крокодила.

КРОКОДИЛ

Это — дикий змей, коего простонародье называет Василиском.[40] Природа его такова, что, если находит он человека, пожирает его, а пожрав, оплакивает до конца своих дней.