Мужичок шел неспешно, с трудом волоча сумку; он то и дело ставил ее на землю и снова брался за ручку. Профессионально наметанным глазом я сразу узнала эту фигуру, походку, движения — карлик из парка, за которым мы так долго охотились. Скворцов в клетчатом платке уехал в вагоне дальше, уж и не знаю почему, он не заметил превращения Женевьевы в карлика, или, может быть, ему просто понравилось кататься на электропоезде, но дальше следить за преступницей пришлось мне в паре с Еленой. А следить в глухой деревне на автомобиле было невозможно, на дорогах и улицах было абсолютно пустынно. Изредка брехала собачонка из-за забора или пробегал ребенок. Только несколько бабушек с нехитрыми товарами на прилавочках местного рынка наблюдали за нашими метаниями с огромным интересом.
Пришлось замереть у ограды ближайшего дома в начале улицы и наблюдать, как удаляется карлик с сумкой. Если я в своем темном костюме сливалась с серыми деревенскими заборами, то Елена Генриховна в голубом кашемировом пальто притягивала взгляды со всех сторон. Я отправила ее обратно в машину, а сама, то и дело падая на землю, пригибаясь, пошла по следу за Женевьевой. Наконец через две улицы карлик откинул самодельный крючок с покосившейся калитки и исчез в глубине заросшего дворика.
Домик был ветхий, с подслеповатыми окнами в пыли и паутине, весь двор зарос сорняками и бурьяном, а от сарая остался только остов. Прижавшись к траве, я обогнула весь дом, прислушиваясь к звукам внутри. Окна находились совсем невысоко и можно было заглянуть; в мутном стекле было видно, как щуплая фигура в плаще вытаскивает из сумки продукты. В комнате также царило запустение — топчан с комком одеяла и колченогий стол, весь заставленный грязными тарелками. Где же мальчик? Как только Женевьева выйдет из дома, обыщу все комнаты и подвал. Пока оставалось только затаиться и наблюдать. Краем уха я услышала шум во дворе и поспешила туда, только не успела несколько секунд. По дорожке к крыльцу решительно шагала Елена Генриховна, и вдруг раздался плач, горько, навзрыд зарыдал Адам. Елена метнулась в один прыжок к крыльцу и влетела в незапертую дверь. Мальчик тут же закричал еще громче:
— Мамочка, мама, помоги!
Мгновенно я оказалась в комнате, там Елена вцепилась в карлика мертвой хваткой. Но одно ловкое движение, и у нее в руках остался плащ и парик, а оскалившаяся Женевьева уже держала одной рукой мальчика, а второй прижимала ему к горлу нож:
— Не подходите!!! Убью!!!
Одним движением я откинула Елену в сторону, мать в ярости пыталась броситься на преступницу. Но, как профессионал, я сохраняю самообладание в любой ситуации, как бы ни хотелось выплеснуть злость, нам нельзя было нападать — Адам под лезвием ножа. У Женевьевы не осталось ни капли ее возвышенности, сейчас она напоминала взбесившееся животное — глаза превратились в щелки, лицо — в озлобленную мордочку. В спецшколе нас обучали и переговорам по освобождению заложников. Я медленно шагнула вперед:
— Никто не нападает. Отпустите мальчика, я обещаю, никто вас не тронет.
— Убирайтесь! — Женщина мотала головой в приступе ярости. — Не буду слушать, не хочу! — Агрессия накрыла ее с головой, взгляд потерял осмысленность, и вместо слов выходили только хрипы.
Адам заскулил от боли — нож прорезал кожу, и по шее вниз потекли капли крови.
— Замолчи, замолчи, наглый мальчишка, ты не знаешь, что такое страдания. Ты золотой мальчик, тебе все досталось просто так! Талант, богатство, любовь — это так несправедливо! Мир нужно изменить, и я это сделаю! Заткнись, это невыносимо, какие мерзкие звуки! — Женевьева раскачивалась взад и вперед, побелевшие пальцы сжимали нож. Все черты лица ее были пронизаны безумием, она как будто не видела ничего вокруг. Но она слышала, ее раздражал плач Адама, и вдруг меня озарило — звуки, чуткие уши учительницы музыки не перестают работать, даже когда отказал мозг.
«Глок» оказался через секунду в моей руке: загрохотали выстрелы, оглушительно полопались стекла расстрелянных из пистолета окон, пронзительно завопил Адам, Елена Генриховна завизжала и осеклась. Второй рукой сразу после первого выстрела я захватила узкую ладонь преступницы, одним поворотом выбила нож и откинула ребенка на безопасное расстояние.
Но все уже закончилось, Женевьева лежала под слоем осколков и скулила, зажимая уши руками. Ее утонченный музыкальный слух не выдержал грубой пальбы из пистолета по окнам старого домика.
Мальчика и матери уже не было в комнате, засыпанной битым стеклом и деревянными щепками после выстрелов. На крыльце застучали тяжелые шаги — в комнату ворвался пунцовый от бега Скворцов, он посмотрел на стонущую фигуру на полу, вздохнул и полез за наручниками.