Бесцветный

Мы говорим людям, чтобы они следовали за своими мечтами. Но ты можешь мечтать только о том, что ты можешь вообразить, и, в зависимости от того, откуда ты, твое воображение может быть очень ограниченным. Если ты рос в Соуэто, твоей мечтой было пристроить еще одну комнату к своему дому. Твоей мечтой было иметь подъездную дорожку. Может быть, однажды поставить в конце подъездной дорожки кованые ворота. Потому что это было все, что ты знал.

Но высочайшая ступенька возможного находится далеко за пределами того мира, который ты можешь видеть. Мама показала мне, что было возможным. Что меня всегда удивляло в ее жизни, так это то, что ей никто этого не показывал. Ее никто не выбирал. Она всего добилась сама. Она нашла свой путь исключительно при помощи силы воли.

Возможно, еще более удивительным является тот факт, что мама начала свой маленький проект – меня – в те времена, когда не могла знать о том, что апартеид закончится. Не было никаких предпосылок думать, что он закончится. При его существовании появлялись и уходили поколения. Мне было почти шесть лет, когда Мандела вышел из тюрьмы, десять, когда, наконец, наступила демократия. Но она готовила меня жить свободной жизнью задолго до того, как мы узнали, что свобода существует.

Более вероятными вариантами были трудная жизнь в тауншипе или отправка в приют для цветных детей. Но мы никогда так не жили. Мы двигались только вперед, и всегда двигались быстро. Так что к тому времени, как закон и все остальные только тронулись в путь, мы уже преодолели километры дороги, летя по шоссе в ярко-оранжевом раздолбанном «Фольксвагене» с открытыми окнами и во весь голос восхваляющим Иисуса Джимми Сваггертом.

Люди думали, что моя мама сошла с ума. Катки и кинотеатры для автомобилистов, предместья – все это было izinto zabelungu, предназначенным для белых людей. Очень много черных впитало логику апартеида и сделало ее своей. Зачем учить черного ребенка белым штучкам?

Соседи и родственники все время донимали мою маму:

– Зачем все это делать? Зачем показывать ему мир, когда он никогда не покинет гетто?

– Затем, – отвечала мама, – что, даже если он никогда не покинет гетто, он будет знать, что гетто – это не весь мир. Если это будет всем, чего я достигну, этого уже будет достаточно.

АПАРТЕИД, НЕСМОТРЯ НА ВСЮ СВОЮ СИЛУ, ОБЛАДАЛ СУЩЕСТВЕННЫМИ НЕДОСТАТКАМИ, начиная с того факта, что он никогда не имел никакого смысла. Расизм лишен логики.

Представьте: китайцев в ЮАР относили к черным. Я не имею в виду, что они становились черными. Они оставались китайцами. Но, в отличие от индийцев, их было слишком мало, чтобы им придумали отдельную группу. Апартеид, несмотря на свою сложность и тщательность, не знал, что с ними делать, так что правительство сказало: «Ладно, мы просто назовем их черными. Так проще».

Любопытно, но японцы считались белыми. Причиной этого было то, что южноафриканское правительство хотело установить хорошие отношения с японским в целях импорта их замечательных автомобилей и электроники. Так что японцы получили почетный белый статус, а китайцы оставались черными.

Мне всегда нравится представлять, что я – южноафриканский полицейский, который вряд ли определит разницу между китайцем и японцем, но чья работа – обеспечивать, чтобы люди «неправильного» цвета не делали того, что им не положено. Он видит азиата, сидящего на скамейке только для белых:

– Эй, вставай со скамейки, ты, китаец!

– Простите, но я – японец.

– О, извините, сэр. Я не расист. Хорошего дня!

Глава 6 Лазейки

Мама постоянно говорила мне: «Я решила завести тебя, потому что хотела кого-то любить и чтобы кто-то безусловно любил меня в ответ. А получилось так, что я дала жизнь самому эгоистичному куску дерьма на земле, и все, что он делал, – плакал, ел, гадил и говорил: «Я, я, я, я, я!»»