Бесы

Действительно, Варвара Петровна наверно и весьма часто его ненавиде­ла; но он одного только в ней не приметил до самого конца, того, что стал на­конец для нее ее сыном, ее созданием, даже, можно сказать, ее изобретением, стал плотью от плоти ее[125], и что она держит и содержит его вовсе не из одной только «зависти к его талантам». И как, должно быть, она была оскорбляе­ма такими предположениями! В ней таилась какая-то нестерпимая любовь к нему, среди беспрерывной ненависти, ревности и презрения. Она охраняла его от каждой пылинки, нянчилась с ним двадцать два года, не спала бы целых ночей от заботы, если бы дело коснулось до его репутации поэта, ученого, гра­жданского деятеля. Она его выдумала и в свою выдумку сама же первая и уве­ровала. Он был нечто вроде какой-то ее мечты. Но она требовала от него за это действительно многого, иногда даже рабства. Злопамятна же была до неве­роятности. Кстати уж расскажу два анекдота.

IV

Однажды, еще при первых слухах об освобождении крестьян, когда вся Россия вдруг взликовала и готовилась вся возродиться, посетил Варвару Пет­ровну один проезжий петербургский барон, человек с самыми высокими свя­зями и стоявший весьма близко у дела. Варвара Петровна чрезвычайно цени­ла подобные посещения, потому что связи ее в обществе высшем, по смерти ее супруга, всё более и более ослабевали, под конец и совсем прекратились. Ба­рон просидел у нее час и кушал чай. Никого других не было, но Степана Тро­фимовича Варвара Петровна пригласила и выставила. Барон о нем кое-что даже слышал и прежде или сделал вид, что слышал, но за чаем мало к нему обращался. Разумеется, Степан Трофимович в грязь себя ударить не мог, да и манеры его были самые изящные. Хотя происхождения он был, кажется, не­высокого, но случилось так, что воспитан был с самого малолетства в одном знатном доме в Москве и, стало быть, прилично; по-французски говорил, как парижанин. Таким образом, барон с первого взгляда должен был понять, ка­кими людьми Варвара Петровна окружает себя, хотя бы и в губернском уеди­нении. Вышло, однако, не так. Когда барон подтвердил положительно совер­шенную достоверность только что разнесшихся тогда первых слухов о вели­кой реформе, Степан Трофимович вдруг не вытерпел и крикнул ура! и даже сделал рукой какой-то жест, изображавший восторг. Крикнул он негромко и даже изящно; даже, может быть, восторг был преднамеренный, а жест нароч­но заучен пред зеркалом, за полчаса пред чаем; но, должно быть, у него что- нибудь тут не вышло, так что барон позволил себе чуть-чуть улыбнуться, хотя тотчас же необыкновенно вежливо ввернул фразу о всеобщем и надлежащем умилении всех русских сердец ввиду великого события. Затем скоро уехал и, уезжая, не забыл протянуть и Степану Трофимовичу два пальца. Возвратясь в гостиную, Варвара Петровна сначала молчала минуты три, что-то как бы оты­скивая на столе; но вдруг обернулась к Степану Трофимовичу и, бледная, со сверкающими глазами, процедила шепотом:

— Я вам этого никогда не забуду!

На другой день она встретилась со своим другом как ни в чем не бывало; о случившемся никогда не поминала. Но тринадцать лет спустя, в одну траги­ческую минуту, припомнила и попрекнула его, и так же точно побледнела, как и тринадцать лет назад, когда в первый раз попрекала. Только два раза во всю свою жизнь сказала она ему: «Я вам этого никогда не забуду!» Случай с баро­ном был уже второй случай; но и первый случай в свою очередь так характе­рен и, кажется, так много означал в судьбе Степана Трофимовича, что я реша­юсь и о нем упомянуть.

Это было в пятьдесят пятом году, весной, в мае месяце, именно после того как в Скворешниках получилось известие о кончине генерал-лейтенан­та Ставрогина, старца легкомысленного, скончавшегося от расстройства в же­лудке, по дороге в Крым, куда он спешил по назначению в действующую ар­мию[126]. Варвара Петровна осталась вдовой и облеклась в полный траур. Прав­да, не могла она горевать очень много, ибо в последние четыре года жила с мужем в совершенной разлуке, по несходству характеров, и производила ему пенсион. (У самого генерал-лейтенанта было всего только полтораста душ и жалованье, кроме того знатность и связи; а всё богатство и Скворешники принадлежали Варваре Петровне, единственной дочери одного очень богато­го откупщика.) Тем не менее она была потрясена неожиданностию известия и удалилась в полное уединение. Разумеется, Степан Трофимович находился при ней безотлучно.