Бесы в Париже

- В воскресенье, как обычно.

Казалось, происходящее его не занимает.

- А до тех пор мы должны выработать свои предложения. Если у вас появятся какие-то идеи, вы все знаете, как меня найти. Теперь пошли дальше. Обсудим ликвидацию Лаборда прошлой ночью.

- Чистая работа, - сказал кто-то. - Слишком даже чистая для этого вонючего подонка. Такие легкой смерти не заслуживают.

- Передашь исполнителям наше мнение? - обратился главный к Ингрид.

- Передам.

- От машин они избавились?

- Да.

- Бруно, как бы ты оценил нашу инициативу с политической точки зрения?

- Лаборд сотрудничал с социалистами и оставался членом правительства. Теперь его наверняка заменят Фруассаром, у коммунистов же это единственная подходящая кандидатура. А этот будет гнуть жесткую линию, потому что ничего не забыл из того примитивного ленинизма, который выучил двадцать пять лет назад. Социалистов он ненавидит, у него главная забота, чтобы партия оставалась марксистской. А это отпугнет от нее многих избирателей. И, стало быть, мы видим редкий случай политического убийства, которое способно на практике изменить политический курс.

Он мыслил формулами, пренебрегая частным ради общего. Убитый полицейский представлялся ему лишь деталью политического процесса, вообразить его как личность он был не в состоянии. Точно так же, как людей, разорванных бомбой на куски, - это просто динамика жизни, появление на свет новых политических возможностей. Лишь политикой он жил - и больше ни к чему не был приспособлен. Глубоко внедрившееся в его душу сознание исторического смысла всего, что бы ни происходило вокруг, не оставляло места даже для оценки и осмысления собственных поступков.

- В субботу Фруассар наверняка одержит победу и станет генсеком компартии, - продолжал он. - Я уверен, что это уже решено.

- На эту неделю намечены еще акции? - спросила Ингрид.

- В Париже нет. Кое-что планируется в провинции. Встретимся на той неделе. Все. Расходимся по одному.

Политические расчеты человека, которого называли Феликсом, в чем-то совпадали, но кое в чем и отличались от тех, что производились в штабе. Те, кто входил в состав штаба, и сотрудничавшие с ними люди из государственного аппарата ставили целью заменить нынешнюю парламентскую систему более авторитарной, более "национальной", более дисциплинированной и иерархичной под этими удобными эвфемизмами скрывалась мечта о диктатуре правых. Амбиции Феликса были куда скромнее - он просто искал защиты от левых, полагая, что следует защищать от них страну, даже если за них - большинство избирателей. Против насилия, взятого на вооружение правыми, он ничего не имел и потому рассматривал штаб как своих союзников. Будучи достаточно изощренным в политике, он сознавал, что нынешнее положение дел - лучший вариант из всех возможных: наиболее безопасный, меньше всего доступный вмешательству извне, наиболее стабильный. Но ему хотелось переместить политические акценты, сдвинув их вправо.

Каждая взорвавшаяся бомба дискредитирует правительство в той же степени, что и левых экстремистов, которым все эти взрывы приписывают, - это очевидно... Но если штаб рассчитывал разом избавиться таким образом и от левых, и от правительства, и от системы, их создавшей, то Феликс-то точно знал, что система устоит. Активисты штаба, префект полиции, министр обороны и все прочие могли предполагать, что им угодно. Но он, Феликс, игрок поискуснее. Он заигрывает с чертом, ловит, можно сказать, на блесну дьявола, но рассчитал длину удочки точно. Он и взаправду был опытным авантюристом, умевшим ловко балансировать на тончайшей нити между политикой и террором.

- Денек выдался не из приятных, - признался Баум жене в тот вечер. Что на ужин?

- Мясо, жареная картошка и очень вкусный салат.

- Хорошо. А то печень опять пошаливает.

- Это потому, что ты нервничаешь, - сказала жена. - Каждый раз, как у тебя на работе нервотрепка, так у нас проблемы с твоей печенью. Примешь что-нибудь?

- Потом, может, одну таблетку. - Он вздохнул и ногой потрогал кошку. Ну и денек...

- На этой рубашке манжеты совсем протерлись, - заметила жена. Пожалуй, я их переверну.

- Ну и дурака я свалял! А все гордыня. Самоуверенность. Самомнение.

Жена знала, что он так и будет твердить о событиях, которые его расстроили, подробнее же все равно ничего не скажет, а потому и не спросила ни о чем. Вместо этого она ушла на кухню, бросила ломтики очищенного картофеля в скворчащее масло, проверила, как жарится мясо в гриле, и закончила накрывать на стол. На всю квартиру приятно запахло чесноком.

Баум сидел в кресле, согнувшись и опустив голову, размышляя о своей печени. Потом мысли его перескочили на Жоржа Вавра: что он скажет, когда ему доложат о сегодняшних событиях? Потом - как ни крути, а профессия брала свое - он долго и тщательно прикидывал, что делать дальше. Надо действовать по запасному плану, тому самому, который он до поры скрывал от Вавра. По плану, приготовленному на тот абсурдный, совершенно невероятный случай, если девчонка от них уйдет.