Дорогой друг, обращаюсь к вам с просьбою. Вы помните, вероятно, то письмо, что мне написали, когда г. ф. Хартль дал вам поручение относительно концерта в пользу бедных артистов театра. Сообщение это было для меня настолько радостно, что я сейчас же отправился с этим письмом к моему другу Брейнингу, чтобы показать ему. Но случилось так, что я его там оставил. Насколько я припоминаю, содержание его было такое: «вы мне писали, что говорили с г. ф. Хартлем относительно дня концерта, и что он вам поручил написать мне, что если в нынешнем году я дам концерт в пользу нуждающихся театральных артистов и сам буду дирижировать выдающимися произведениями, то могу сейчас же назначить день концерта в театре “der Wien” и мог бы также ежегодно один раз иметь театр на этих условиях. Vive Vale». Я уверен, что письмо было именно таково. Надеюсь, вы не откажетесь его написать теперь вновь. Не нужно ни дня, ни числа. С этим письмом я хочу пойти к г. ф. Хартлю.
Может быть, оно произведет некоторое впечатление, и я получу то, что он обещал мне и вам. Через несколько дней увижусь с вами. Работа и неприятности мешали мне сделать это раньше.
Весь ваш Бетховен.
Поразительны энергия и трудоспособность композитора, пережившего в эту эпоху немало неудач и разочарований и все же создавшего ряд своих лучших произведений с яркими чертами оригинальной индивидуальности и самобытности автора, не понятыми многими современниками.
По времени сочинения и по своему характеру соната ор. 57, как и ор. 54, родственны трем квартетам ор. 59, посвященным графу Разумовскому, русскому послу при венском дворе. Квартеты были встречены всюду недружелюбно, даже знакомые нам приятели автора, игравшие в так называемом квартете Шупанцига и вполне освоившиеся с манерой и стилем Бетховена, сыграв № 1 (F-dur) этой серии, стали смеяться над композитором, якобы задумавшим позабавиться несообразным нагромождением звуков. Композитор Гировец, встретив приятеля, купившего квартеты ор. 59, заметил ему, что это брошенные деньги. В 1812 году, при исполнении квартета № 1 у графа Салтыкова в Москве, один из партнеров, знаменитый виолончелист Бернгард Ромберг, бросил свою партию на пол и стал топтать ногами «навязываемую ему чепуху».
Переход от квартетов ор. 18 к ор. 59 кажется крайне резким, непонятным, странным, если не иметь в виду целого ряда композиций иного рода, симфоний, фортепианных сонат и т. п., составляющих связующее звено; после шестого квартета ор. 18 этой незамысловатой гаммы настроений, проникнутых наивной лаской, детским задором, здоровым, беззаботным юмором в строгих рамках, предписанных наставниками, седьмой квартет Бетховена (ор. 59, № 1) поражает глубиной замысла, независимостью, величием и мощью, до тех пор неведомыми в области камерной музыки. Там, в ор. 18, перед нами был молодой композитор, находивший удовольствие в создании произведений, подобных тем, которыми Моцарт и Гайдн услаждали слух современников; здесь – опытный мастер, искусившийся в создании ряда замечательных произведений, уже признанный публикой, с определенно сложившимся характером философски мыслящего и высоко благородного борца за идеал, уже испытавшего удары судьбы; полет его фантазии, стесненный традиционными рамками, еще не разрушает форм, завещанных наставниками, но расширяет и развивает их, вливает в них то бесконечно богатое содержание, которое отныне становится истинным достоянием камерной музыки и в этом виде остается образцом для всех последующих композиторов.