Бетховен. Биографический этюд

Хотя конец по достоинствам своим равен началу, но сначала кажется, будто он уступает ему, потому что слушатели вначале испытывают такое сильное потрясение, что оно доводит нервное возбуждение до высшей степени, и в следующий момент оно уже не может повториться в такой мере. Это подобно тому, как, в силу оптического обмана, из данного ряда равных колонн более отдаленные нам кажутся меньшими. Может быть, нашему слабому организму более соответствовало бы лаконическое заключение вроде – «Notre general nous rappelle» Глюка: в таком случае слушатели не успели бы охладеть, симфония окончилась бы раньше, они не утомились бы настолько, чтобы потерять способность следить шаг за шагом за мыслью автора. Да, наконец, это замечание касается лишь планировки симфонии, а финал сам по себе так великолепен и богат, что лишь немногие произведения могут выдержать сравнение с ним.

Любознательный Шиндлер возымел намерение узнать от автора тайный смысл двух первых тактов 5-й симфонии, четыре ноты которых как бы возвещают что-то роковое и, повторяясь в самых разнообразных колоритах, проходят красной нитью через всю 1-ю часть.

– Так судьба стучится в дверь, – ответил Бетховен, желая, вероятно, подшутить над приятелем, жаждавшим найти здесь что-либо более возвышенное и многозначительное, нежели подражание крику иволги, залетевшей в фантастические сады композитора ранее других пернатых обитателей Пратера, ожидавших создания 6 симфонии.

Первое исполнение 5-й симфонии в Вене состоялось 22 декабря 1808 года, в Петербурге – 23 марта 1859 г., в Москве – 22 марта 1861 года.

Другое капитальное произведение, созданное одновременно с 5-й симфонией, носит на себе такие же яркие следы индивидуальности автора.

Ни долголетняя служба при архиепископах в Бонне, ни навязанная ему законами страны религия не сделали из Бетховена убежденного католика: пантеизм рано проник в его мысли и овладел мировоззрением не менее, чем его великим современником, Вольфгангом Гете. А может ли художник, поэт или музыкант достаточно опоэтизировать то, что имеет для него лишь относительную ценность? Может ли его вдохновить то, во что он не верит всем своим существом, что не может овладеть всеми его помыслами и чувствами? Бетховен охотно взялся за сочинение мессы, но не религиозное чувство руководило им в этом случае, а желание угодить одному из членов дирекции королевских театров, при которых он мечтал получить должность композитора с постоянным окладом жалованья. Этому меценату, князю Эстергази, торопившему композитора, последний представил удостоверение медика в болезни, препятствовавшей быстрой работе, и просил быть снисходительным к своему произведению.

Светлейший милостивый князь!

Так как мне сказали, что ваша светлость справлялись относительно мессы, которую вы заказали мне, то беру на себя смелость доложить вашей светлости, что получите ее не позже 20-го августа сего года, так что останется достаточно времени, чтобы приготовить ее ко дню именин светлейшей княгини.

Необыкновенно выгодные условия, предложенные мне из Лондона в то время, как имел несчастье провалиться с бенефисом в театре, и утешившие меня в этом горе, задержали переписку мессы, хотя я очень спешил предстать с нею пред вашей светлостью, к тому же еще прибавилась головная боль, которая сначала совсем не позволяла работать, а теперь лишь немного; так как меня охотно винят во всем, то прилагаю при сем, св. кн., одно из писем моего врача. Смею прибавить, что я с великим страхом представляю вам мессу, потому что ваша светлость привыкли слушать неподражаемые, образцовые произведения великого Гайдна.

Светлейший, милостивый князь! С глубоким почтением преданный вам и покорный Людвиг ван Бетховен.

Баден, 26 июля.

Месса была исполнена придворной капеллой князя Эстергази в день Рождества Богородицы, 8 сентября 1807 года; по обычаю, принятому во дворце князя в Эйзенштадте, все исполнители и гости собрались по окончании богослужения в зале, чтобы приветствовать хозяйку-именинницу; лишь только окончились установленные поклоны, приседания и коленопреклонения, как князь, меценат, покровитель и поклонник Гайдна, с иронией обратился к автору новой мессы:

– Что же это вы опять натворили, милый мой Бетховен?

Странный вопрос, сопровождаемый несколькими критическими замечаниями и смехом стоявшего рядом с ним капельмейстера И. Хуммеля, неприятно поразил Бетховена; в тот же день он покинул Эйзенштадт, затаив надолго ненависть к Хуммелю.

Нелегко было Бетховену пристроить свою мессу (ор. 86): лет пять сговаривался он с издателями лично и через приятелей или комиссионера Вагенера, словесно и письменно, прежде чем она появилась в печати; особенно он настаивал на издании этой мессы фирмой Брейткопф и Хертель, с которой не раз бывали у него размолвки и примирения.

Брейткопфу и Хертелю в Лейпциге.

Вена 8-го июня. Милостивые государи!