Доротея Эртман была в числе прелестных венок, полонивших сердце нашего композитора, но увлечение это было мимолетно, кратковременно и уступило место иному, более глубокому, более страстному, притягивавшему Бетховена к семье Мальфати (Malfatti), куда в 1809 году ввел его барон Игнатий Глейхенштейн (придворный секретарь и талантливый виолончелист), и где боготворили музыку и ее выдающихся представителей. Это были состоятельные люди, владевшие имением Валькерсдорф (близ монастыря Готвейх, в 80 верстах от Вены), где они проводили лето, а зимой переселялись в Вену, где собирали у себя многих талантливых артистов и музыкантов. Две дочери Мальфати отличались поразительной красотой; старшая из них, 14-летняя Тереза, со своими большими черными глазами, с длинной косой каштановых волос, со смуглым матовым лицом, напоминала образ сказочных красавиц, а выдающееся музыкальное дарование, ее прекрасная игра на клавесине и речи, полные блестящего ума, усиливали обаяние, производимое юной красавицей на композитора. Как в былые годы, Бетховен опять охвачен страстью, опять его преследует любимый образ, опять он ищет встречи, посылает своей возлюбленной книги, рукописи сонат, пишет бесчисленные записки, полные восклицаний и бессвязных фраз, опять он озабочен своей внешностью, заказывает различные туалетные принадлежности, новое платье модному портному Линду, шляпу, дорогие галстуки, рубахи и все это при содействии того же Глейхенштейна, в свою очередь мечтающего о женитьбе на младшей дочери Мальфати. Лишь только образ новой богини проносится в воображении артиста, он приходит в экстаз и заносит в дневник:
«Лишь любовь может облегчить невзгоды моей жизни!.. Боже, внуши ко мне сочувствие той, чья любовь способна сохранить мою добродетель!..»
Отзвук этого настроения слышится в единственном сохранившемся письме артиста к Терезе.
При сем, уважаемая Тереза, прилагаю обещанное, и если бы не самые уважительные причины, то вы получили бы еще кое-что, потому что я хотел показать вам, что для друзей своих я делаю всегда больше того, что обещаю. Надеюсь и даже не сомневаюсь, что вы занимаетесь прекрасно, и не менее прекрасно развлекаетесь. Последним, конечно, увлекаетесь вы не настольно, чтобы забыть нас совсем. Тем не менее было бы чрезмерной уверенностью в вас или чрезмерным самомнением с моей стороны применить к вам известное изречение о том, что ни расстояние, ни смерть не ослабляют симпатии. Кому придет на ум приписать это ветреной, легкомысленной Т.?
Не забывайте, однако, вашего занятия: игры на фортепиано или вообще музыки. У вас такое выдающееся дарование, отчего бы не развить его вполне? Почему вы, столь склонная ко всему прекрасному и высокому, не хотите приложить вашего дарования, чтобы постичь в совершенстве прекрасное искусство, постоянно отражающееся обратно на нас?
Я живу совершенно уединенно и тихо. Хотя по временам некоторые поэты пробуждают меня, но все же с тех пор, как вы все уехали отсюда, чувствую безотрадную пустоту, которую даже неизменное искусство мое не в состоянии пока заполнить. Фортепиано ваше заказано и вы его вскоре получите. Какую разницу найдете вы в обработке придуманной в тот вечер темы и тем, что я вам сейчас написал. Поймите сами, но только не прибегайте за помощью к пуншу. Как вы счастливы, что могли уже так рано переехать на дачу! Только с 8-го числа мне удастся наслаждаться этим счастьем. Как ребенок радуюсь этому; какое блаженство гулять среди полей, кустарников, трав, скал, деревьев. Никто не может так любить деревню, как я. Ведь леса, деревья, скалы издают заветное эхо!
В скором времени получите от меня несколько других композиций, на трудности которых не можете пожаловаться. Читали ли вы «Вильгельма Мейстера» Гете и Шекспира, в переводе Шлегеля? Ведь на даче столько свободного времени. Я пришлю вам эти сочинения; быть может, они доставят вам удовольствие. Случайно один из моих знакомых оказался поблизости с вами. Как-нибудь утром, на полчаса, быть может, увидите меня у себя; зайду с тем, чтобы сейчас же убежать. Вы видите, что я угрожаю вам самой кратковременной скукой.
Передайте мой глубокий поклон вашему отцу, вашей матушке, хотя я, собственно, не имею на это права. Тоже и кузине М. Ну, прощайте, уважаемая Т. Желаю вам всего, что в жизни есть приятного и прекрасного. Вспоминайте меня чаще. Забудьте сумасбродство и будьте уверены, что никто не желает вам такой радостной, счастливой жизни, как я, даже тогда, когда вы и не сочувствуете
вашему покорнейшему слуге и другу Бетховену.
NB. Было бы весьма любезно с вашей стороны, если бы вы в нескольких строках указали мне, чем могу я здесь быть полезным вам?