Бетховен. Биографический этюд

К. – Теперь в дороге очень холодно. Да разве я говорил об этом что-либо? Кажется, нет, мне было не до разговоров. Все твои разговоры об интригах не стоят возражении. Пожалуйста, оставь меня, наконец, в покое. Хочешь уехать – отлично; не хочешь – тоже отлично. Прошу тебя только не мучить меня впредь, как обыкновенно, так как придется, быть может, тебе самому раскаиваться, я способен перенести многое, но всему бывает предел… Также напрасно ты обидел сегодня брата; не забывай, что другие – тоже люди. Эти вечные несправедливые упреки! На каком основании ты стал сегодня кричать? Отчего ты не позволяешь мне гулять? Отчего не позволяешь мне идти в свою комнату?.. Не могу же явиться с незажившими ногами… но к тому же чем дольше мы останемся здесь, тем долее будем вместе, так как по приезде в Вену мы должны расстаться.

Иоганн. – Нужно вразумить его; в Кремсе он ежедневно оставался в бильярдной до двух часов; когда же надо было погулять с тобою полчаса, он находил, что это много.

Жена Иоганна. – Не беспокойтесь: он, вероятно, вернется домой к часу. Видимо, он такого же пылкого темперамента, как мать его; впрочем, я не заметила в нем признаков особенного волнения. Он любит до обожания только вас – какой стыд!..

Главная цель поездки к брату не осуществилась: на все увещания композитора относительно завещания брат отвечал уклончиво, но настойчивость Людвига в стремлении создать Карлу обеспеченное существование, отсутствие которого он сам испытал в жизни, заставила брата, видимо, заметившего отношение племянника к его «старой бабе», изложить в письме свой резкий отказ и требование скорее отказаться от его гостеприимства.

Гнейксендорф, ноябрь 1826.

Дорогой брат! Не могу долее спокойно относиться к дальнейшей судьбе Карла, он постоянно без дела и, втягиваясь в эту жизнь, с большим трудом вернется опять к работе, и это будет тем труднее, чем больше он здесь пробудет в безделье. Брейнинг перед отъездом разрешил ему отдыхать лишь 14 дней, а прошло уже 2 месяца; ты видишь из письма Брейнинга, что он настаивает, чтобы Карл спешил заняться своим делом; чем дольше он будет здесь, тем хуже для него, ибо тем труднее ему будет даваться работа, и может случиться, что мы доживем пожалуй до чего-нибудь худшего. Бесконечно жаль, что этот способный молодой человек проводит так свое время, и кого же впоследствии обвинять, только нас обоих, ибо он еще слишком молод, чтобы руководить собою, а потому твоя обязанность, если не хочешь впоследствии сам упрекать себя и выслушивать упреки других, поскорее доставить его к месту службы, когда же это будет сделано, то можно многое сделать для него и его будущности, а при теперешних условиях ничего сделать нельзя. Я вижу из его поведения, что он охотно остался бы у нас, но тогда пропадет вся его карьера, а потому это невозможно, и чем больше мы медлим, тем тяжелее ему будет здесь расставаться, а потому заклинаю, будь настойчив и не уступай просьбам Карла, поэтому я думаю, до будущего понедельника, ибо ни в коем случае ждать меня ты не можешь, ибо уехать отсюда без денег не могу и пройдет много времени, пока я наберу столько, чтобы с ними выехать в Вену. Оставим это до того дня, когда ты уедешь. N старая баба. Она имеет свою долю и больше ничего не получит.

Глубоко возмущенный этой запиской, композитор отмечает в дневнике: «если ехать в понедельник, то надо уже в воскресенье заказать карету», а затем, вспылив еще более, решает немедленно собрать пожитки и просит брата дать ему «крытый городской экипаж».

– Не могу, – отвечает Иоганн, – в эту скверную погоду, в грязь… Возьми тележку.

И несчастный Людвиг садится с племянником и со служанкой Феклой в открытую тележку 2 декабря, в туманный дождливый день, в легком одеянии, в котором ему было холодно еще в начале октября, при выезде из Вены. В ближайшей деревушке, в скверной корчме, в нетопленой комнате с одиночными окнами, они проводят ночь. Около полуночи композитор почувствовал первый приступ лихорадки, колотье в боку и сильную жажду, сопровождаемую сухим, коротким кашлем. Когда же, после озноба, наступил жар, то больной стал обильно пить холодную, как лед, воду и с нетерпением ждал рассвета. Совершенно изнуренного, истощенного, его положили в тележку и привезли в Вену. К сожалению, приезд композитора был неожидан, приятели не знали о его возвращении, служанка Фекла, взятая в Гнейксендорфе, была незнакома с обстановкой новой для нее жизни в Вене, а Карл, решив, что дядя страдает обычным своим недомоганием, поспешил возобновить свои бильярдные состязания в Cafe-Gehrin (на Кольмаркте, близ дворца). Брейнинга, жившего по соседству, Карл не известил о приезде Бетховена, боясь его упреков за продолжительное отсутствие и требования выехать в штаб-квартиру полка; впрочем, он немедленно пригласил двух врачей: Браунхофера и Штауденхейма; первому из них композитор послал спешно набросанную записку.

Милостивый государь!