Бетховен. Биографический этюд

Уже давно милый Бетховен! Я жду, чтобы Вегелер вам вновь написал и вот, когда это желание исполнено, считаю своим долгом добавить пару слов, не только затем, чтобы напомнить вам о себе, а чтобы повторить важный для нас вопрос: нет ли в вас желания снова повидать Рейн и свою родину? Вы будете во всякое время дня и ночи нашим желанным гостем и доставите Вег. и мне величайшую радость. Наша Ленхен обязана вам не одной хорошей минутой, так охотно слушает рассказы о вас, знает все мелкие события нашей веселой юности в Бонне, о раздорах и примирениях. Как бы рада была она вас увидеть! У девочки нет, к сожалению, музыкального дарования, но большим прилежанием и терпением она все же достигла того, что может играть ваши сонаты, вариации и т. п., и так как музыка по-прежнему остается лучшим развлечением для Вег., то она доставляет ему ею много приятных минут. У Юлия есть талант к музыке, но до сих пор он был очень небрежен, и только полгода тому назад с охотой и с удовольствием стал учиться игре на виолончели, так как в Берлине у него хороший учитель, то я уверена, что он научится чему-нибудь. Оба велики ростом и похожи на отца, и веселым и бодрым настроением, которое, слава Богу, не совсем покинуло Вег. Ему доставляет большое удовольствие играть темы ваших вариаций, старые его более занимают, но иногда он с невероятным терпением заучивает новые. Ваша «Жертвенная песнь» является последней. Он никогда не входит в комнату, не направившись к роялю, уж из этого, милый Бетховен! вы можете усмотреть, как постоянно вы живете у нас в памяти, скажите же хоть раз, что это имеет для вас какое-нибудь значение и что мы не совсем забыты вами. Если бы не было так трудно удовлетворить наше сильнейшее желание мы, верно, давно уже навестили бы брата в Вене, причем, наверное, значительную роль играло бы удовольствие вас увидеть, но нечего и думать о такой поездке, особенно теперь, когда сын в Берлине. Вег. вам сообщил о нашем житье, мы не можем жаловаться, даже самые тяжелые времена были для нас счастливее, чем для сотен других; главное мы здоровы и дети наши добры и честны. Они оба не доставили нам никакого огорчения, да и сами веселы и добры. Ленхен пережила только одно большое горе, когда умер наш бедный Буршейд, потеря, которой мы все никогда не забудем. Будьте здоровы, милый Бетховен, и по доброте своей,

не забывайте нас, Элн. Вегелер.

На это письмо композитор ответил почти год спустя.

К Вегелеру.

Вена, 7 октября 1826 г.

Мой любимый, старый друг!

Не могу выразить тебе того удовольствия, которое доставило мне письмо твое и твоей Лорхен. Правда, я должен был ответить с быстротою молнии, но я вообще не люблю писать, потому что думаю, что добрые люди и без того узнают обо мне. Я часто составляю ответ мысленно, но лишь только берусь написать его, как бросаю обыкновенно перо, потому что не в состоянии изложить того, что чувствую. Помню все услуги, которые ты мне оказывал, например: как ты велел побелить мою комнату и сделал мне этим столь приятный сюрприз. То же самое относительно семьи Брейнинг. Вполне естественно, что мы разошлись. Каждый должен стремиться к избранной цели, чтобы достичь ее; тем не менее вечные и незыблемые принципы добра постоянно связывали нас. К сожалению, сегодня не могу написать тебе всего, что хочу, потому что лежу в постели; ограничусь только ответом на некоторые пункты твоего письма.

Ты пишешь, что кое-где считают меня побочным сыном покойного прусского короля. Мне уже давно говорили об этом, но я поставил себе правилом никогда не писать ничего о себе и никогда не отвечать на статьи, касающиеся меня.

Предоставляю поэтому охотно тебе довести до всеобщего сведения о безупречной нравственности моих родителей, в особенности моей матери. Ты пишешь о своем сыне. Само собою понятно, что если он приедет сюда, то найдет во мне друга и отца, и я с удовольствием буду содействовать и помогать ему, чем только могу.

У меня еще хранится силуэт твоей Лорхен, из чего ты можешь заключить, как мне дорого все доброе и милое из времен молодости. О своих титулах сообщаю вкратце; я состою почетным членом К. общества наук в Швеции, то же в Амстердаме, и почетным гражданином Вены. Недавно известный д-р Шпикер отвез в Берлин мою последнюю большую симфонию с хорами; она посвящена королю, и я должен был собственноручно написать посвящение. Сначала я испросил в посольстве разрешение на представление произведения королю, что и было дано мне. По желанию д-ра Шпикера я должен был сам передать ему исправленную рукопись для короля с собственноручными поправками, так как все поступит в корол. библиотеку. Мне передали кое-что относительно ордена Красного Орла, 2 степени; не знаю, что из этого выйдет, так как никогда еще не искал таких знаков отличия, но по некоторым другим причинам он не был бы мне противен в наши дни.