Бетховен. Биографический этюд

Прошу вас посетить меня, так как с некоторых пор страдаю ревмат. или ломот.; хотя я еще в долгу у вас, но это продолжится недолго, я всегда дома; погода не позволяет переступить порога… Надеюсь непременно видеть вас; если можете, то хоть завтра.

Глубоко уважающий друг ваш Бетховен.

Моя квартира: Шварцшпаниер.

2-й этаж № 20, налево.

На пепелище профессора Браунхофера.

Тем не менее приглашенные врачи не явились, вероятно, избегая бесплатного пациента, хотя сами не раз хвастали великодушием. На следующий день композитор просил Карла позвать первого встречного врача, чтобы хоть немного облегчить свои страдания; племянник, не торопясь, отправляется опять в Кольмаркт и, прежде чем приступить к игре, поручает маркеру послать какого-нибудь врача из соседней городской больницы; таким случайным доктором оказался профессор Андрей Ваврух, о котором друзья композитора затем дают отличные отзывы.

– Это опытный специалист и довольно известный, – говорит больному Брейнинг.

– Прекраснейшая личность, заслуживающая полного доверия, – замечает Шиндлер.

– Я не знаком с ним, но слышал о нем много хорошего, – прибавляет Хольц.

Наконец, сам врач пишет ему в тетрадь:

– Большой поклонник вашего гения употребит все усилия, чтобы облегчить ваши боли.

Профессор Ваврух.

В своих воспоминаниях, опубликованных через месяц после смерти, Бетховена, он рассказывает следующее:

«Меня позвали только на третий день… я нашел у него признаки воспаления легких. Лицо его горело, он харкал кровью, дыхание вырывалось с большим трудом, и боль в боку позволяла лежать только на спине. Энергичные меры, принятые против воспаления, вскоре вызвали желанное облегчение; организм его в этот раз также оказался победителем; кризис прошел благополучно, и он был настолько вне опасности, что на пятый день мог сидеть, рассказывать мне все пережитые им бедствия. На седьмой день он чувствовал себя так хорошо, что мог встать, ходить, читать и писать. На восьмой день я очень перепугался. Я нашел утром Бетховена расстроенным, кожа его пожелтела; оказалось, что ночью он чуть не умер от страшного поноса. Припадок этот был следствием сильного гнева, глубокого огорчения, вызванного неблагодарностью и незаслуженным оскорблением (подменой перстня). Он весь трясся и корчился от боли в печени и кишках; ноги его, до сих пор немного опухшие, совершенно налились… С этого дня у него стала развиваться водянка. Друзья старались успокоить его, и вскоре он, действительно, забыл о полученном оскорблении… Уже на третьей неделе началось по ночам удушье. Огромное скопление воды требовало немедленной операции, и я был принужден предложить прокол в области живота, чтобы предупредить разрыв наружных покровов; приглашенный на консультацию врач Штауденхейм нашел также это средство необходимым, и Бетховен, подумав минуты две, согласился на прокол. 18 декабря хирург Зейберт сделал операцию со свойственным ему искусством. Видя целый поток воды, Бетховен заметил оператору, что это напоминает Моисея, высекающего жезлом своим воду из скалы. Вскоре затем маэстро почувствовал значительное облегчение».

Так прошел первый период болезни, принятой д-ром Ваврухом за воспаление легких, но, по уверению других врачей, бывшей воспалением брюшины. О количестве принятых больным слабительных сиропов можно судить по счету кухарки Зали, уже в середине декабря собравшей 80 пустых бутылок и продавшей их по два крейцера за каждую.

Почти все лица, присутствовавшие при первой операции, считают долгом сказать несколько слов больному.

Карл. – Сейчас все будет кончено, вода потечет скорее.

Ваврух. – Пять с половиною кружек воды. Вы держались рыцарем.

По уходе врачей Карл замечает: «Будь же доволен тем, что сошло отлично; могло быть иначе. Ваврух уверяет, что вода накопилась в тебе годами», а Зейфрид прибавляет: «Лучше вода из живота, чем из пера».

В последующие дни сделаны, между прочим, такие записи:

Шупанциг. – Мы пробовали играть ваше последнее произведение; оно прелестно. Артариа слушал его и был в восторге. Вперед радуюсь квинтету. Я ему сказал, что он уже начат, и он остался очень доволен.

Карл. – Через 3–4 недели, вероятно, придется мне маршировать в Португалию.

Шиндлер. – Уже всем известны подробности; со всех сторон справляются о вашем здоровье. Жаль, что это случилось именно теперь, после того происшествия. Если бы вы не были так потрясены и печальные воспоминания не волновали вас, то выздоровели бы скорее. Но мудрец покорен судьбе.

Развлекая больного, приятели продолжают свои реплики, и у постели композитора ведутся такие разговоры: