Не могу выразить словами, насколько меня испугало и поразило известие о ваших продолжительных, мучительных страданиях вследствие болезни, о которой вы сами сообщили мне в письме от 8 февраля. Еще ранее узнал я об этом от любезного г-на А. Штрейхера и с тех пор не проходит дня без того, чтобы я не думал о вас, благородный друг. Мысленно я часто переношусь к постели страдальца и пытливо, боязливо спрашиваю врача, когда же наступит выздоровление? Хочется вырвать у него уверение в том, что болезнь не опасна, и что больной вскоре встанет на ноги.
Да, высокочтимый друг! Если бы горячие сердечные желания друга могли вызвать выздоровление, то сердца ваших поклонников вознеслись бы на звуковых волнах в созданной вами симфонии к Тому, Кто Один лишь может помочь, Кто таинственно, но отечески направляет все им созданное к неведомой цели. Посылая вам произведения Генделя, я мечтал доставить вам удовольствие, и вполне вознагражден тем, что достиг своей цели. Согласно вашему желанию, я немедленно привлек к участию г-на Смарта и Мошелеса, а также уведомил об этом директоров филармонического общества, после чего сейчас же было принято следующее решение: прежде всего, выдать здесь немедленно сумму в 100 фунтов барону Ротшильду, с просьбой переслать ее с первой почтой банкирскому дому барона Ротшильда в Вене и указать при этом, что деньги могут быть выданы в разные сроки, сообразно вашим требованиям, через г-на Рау, управляющего делами барона Эскелеса. Г-н Мошелес, очень интересующийся этим добрым делом, любезно устроил все это, так как он близок к обоим домам, и, по моей просьбе, сегодня же отсылает уведомления вышеупомянутым лицам.
Искренно благодарю вас за дружеское предложение быть мне полезным в Вене и беру на себя смелость просить несколько нот, написанных вами собственноручно, каковые будут для меня драгоценным подарком в память вашего благорасположения. С сердечным желанием услышать вскоре о вашем выздоровлении честь имею быть глубоко уважающим вас, милостивый государь, и искреннейше преданным слугой.
А. Штумпф.
В восторге от такого подарка благодарный композитор диктует Шиндлеру письмо Мошелесу и предлагает филармонии свою 10-ю симфонию, свою новую увертюру, все свои проектированные произведения и все, что ей вздумается потребовать от него по выздоровлении.
Вена, 18 марта 1827 г.
Я не могу выразить словами чувств, вызванных чтением вашего письма от 1 марта.
Это благородство филармонического общества, почти предупредившего мою просьбу, тронуло меня до глубины души. Поэтому прошу вас, дорогой Мошелес, передать мою глубочайшую благодарность филармоническому обществу за необыкновенное участие и помощь. Передайте этим почтенным людям, что если Бог вернет мне здоровье, то моею постоянною заботою будет стремление выразить им благодарность своими произведениями, а потому предоставляю обществу указать, что я должен буду для него написать.
У меня в столе лежат эскизы целой симфонии, а также новая увертюра и еще кое-что. Прошу общество не отказаться от намерения дать концерт для меня. Словом постараюсь исполнить все, чего только захочет общество; и работать буду я с таким рвением, как никогда. Пусть только небо подарит мне скорее здоровье, и я покажу благородным англичанам, как умею ценить их участие в моей печальной судьбе.
Я принужден был взять немедленно всю сумму в 100 гульденов к. м., так как был в очень стесненном положении.
Ваш благородный поступок останется для меня незабвенным. Г-дам Смарту и Штумпфу я вскоре тоже выражу свою благодарность. Метрономизированную девятую симфонию прошу передать филармоническому обществу. Прилагаю также указания.
Глубоко почитающий вас, друг ваш Бетховен.
Итак, лондонское филармоническое общество, «наслышавшись о бедственном положении больного композитора», решило устроить концерт в его пользу; в счет же ожидаемого сбора поспешило переслать композитору через Мошелеса 100 фунт. стерл., что составляет около 900 рублей, или 1100 флоринов. Мошелес переслал эти деньги воспитателю детей барона Эскелеса, Рау, лично знакомому с Бетховеном; по получении денег 17 марта Рау пишет Мошелесу:
«Я немедленно отправился к нему, чтобы узнать о состоянии его здоровья и сообщить о полученном. Сердце разрывалось на части при виде того, как он молитвенно складывал руки и чуть не заливался слезами от радости и благодарности. Как были бы счастливы вы, великодушные люди, если бы могли видеть эту трогательную сцену!.. Он более похож на скелет, чем на живое существо… Вследствие радостного возбуждения ночью вскрылось одно из подживших мест прокола, и вытекла вода, накопившаяся за 2 недели. На следующее утро я застал его очень веселым; он чувствовал большое облегчение».