С откинутым капюшоном, без шапки, приезжий махал вслед плоту носовым платком. Из проулка, шлепая по грязи галошами, надетыми на белые шерстяные носки, вышел милиционер. За ним, в длинной рубахе, с медным крестом на груди, со свечами и деревянным ушатом шел церковный староста. Милиционер посмотрел на плот и потянулся к нагану.
— Товарищ, вы отпустили арестованного?
— Да, я.
— Вы подняли пожарную тревогу?
— Да. Паводок недолог!
— Так-то оно так, но вы пособничали побегу арестанта и совершили политическую ошибку — набатом осквернили старую веру и колокольню. Староверы требуют денег на новый колокол, а теперь будут мыть и святить звонницу с колоколами. Придется вас задержать. В конторе покажете документы.
Окруженные толпой любопытных, они вошли в контору. Милиционер с большим трудом поднял на стол сияющий медью бурлящий самовар и предложил садиться к столу.
А церковный староста, постояв в раздумье на берегу, медленно побрел к церкви омывать и святить колокола и звонницу.
Новый арестант выложил на стол перед милиционером свои документы, открыл окно и, провожая еле заметный в серой завесе дождя кумачовый платок на плоту, задумался.
Милиционер с интересом рассматривал командировочное удостоверение. Дважды перечитав, он бережно сложил его и положил обратно на стол. Оно было выдано технику-топографу С. А. Карамышеву, и в нем перечислялись права и обязанности командируемого. Ему разрешалось нанимать и рассчитывать рабочих, частично разбирать для установки геодезических инструментов каменные и деревянные здания, сооружать временные постройки и вышки, разрешалось и многое другое, о чем милиционер имел слабое представление. Да! Силен был в тридцатых годах «ВЫШГЕУПР». Так сокращенно называли Высшее геодезическое управление при ВСНХ СССР.
Приезжий взял удостоверение и вместе с другими документами убрал в полевую сумку.
— Правомочная у вас командировка, — сказал милиционер и, подумав, добавил, — не сбежите ведь? Езжайте по своим делам в лес, к медведям. Надо будет — вызовем. А пока давайте чайку попьем!
НЕПРИКОСНОВЕННЫЙ ЗАПАС
— Э-э-э-эй! Се-е-е-ма! Вода закипела, давай консервы. Куда ты там провалился? — крикнул проводник Алексей Саввич в темноту — туда, где по его расчету должен был находиться на реке у берега пыж[17]
.Но ответа не было. Только северный сентябрьский ветер шумел на косогоре в зарослях полярной березки и сипло посвистывал в вершине сухой елки, задушенной космами лишайника.
Алексей Саввич прислушался к завыванию ветра, протянул к костру озябшие руки и, посмотрев на притихших товарищей, спросил:
— Что, ребята, трудно приходится? Ничего, подтяни ремешки потуже! Если на оленье стадо Лорга-Янги не набредем, еще голоднее будет. Только бы на Лаю выбраться, там вода высокая, вниз на Печору быстро сплавимся. Отъедаться дома будем.
И, постояв в раздумье, крикнул опять:
— Се-е-ема!
Но ответа снова не последовало.
— Придется самому за консервами к пыжу идти.
Саввич отошел от костра и сразу исчез в темноте под лапами еловой редины. Он был обут в мягкие из оленьего камыса[18]
бахилы, и его шаги по песку не были слышны. «Ребята» сидели вокруг большого костра и вПокрытая леском долина небольшой речушки Юр-Яги — одного из правых притоков реки Лаи, впадающей в Печору выше селения Захар-Вани, — хорошо укрывала от порывистого осеннего ветра. В ней было теплей и уютней, чем на возвышенных косогорах и пологих склонах долины. Здесь, в лесотундре, редины низкорослых елей языками врезаются по долинам мелких рек в бугристую тундру и в них даже поздней осенью можно подстрелить отсталую от стаи утку, а в омутке или старице поймать щуку. Дрова из сухостойных елей хорошо разгораются и жарко горят в костре под дождем.
В долгие дни короткого приполярного лета отряд забрался по реке Юр-Яге далеко на север — в самое сердце Большеземельской тундры. Там провел топографические съемки оленьих пастбищ, озер и рек и, закончив работы, восьмые сутки сплывал вниз со всем своим скарбом. Продовольствие, взятое на два месяца, почти кончилось. В запасе еще оставались порох и дробь, но стрелять было не в кого. Гуси и утки, вырастив птенцов, улетели на юг. В запоздалую осеннюю межень[19]
рыба ушла из мелких рек. Следов диких оленей никто не встречал.Оленеводы со своими стадами медленно продвигались со взморья к Печоре, но находились еще далеко. Отряд доедал последние остатки припасов, уцелевших благодаря жесткой экономии и обильному летом «подножному корму»[20]
.