И тогда, продолжая вытирать стойку, он сказал, что в своем рассказе упустил одну деталь. Я спросила какую. Он ответил, что этого не расскажешь, надо видеть своими глазами.
— Подождешь, пока я закончу? Я покажу тебе.
Я колебалась. Вообще-то я подустала, у меня даже слегка кружилась голова, и мне хотелось поскорее лечь, хоть я и знала, что вряд ли высплюсь в этом чертовом дортуаре на шесть человек. Но выдать Матье побольше подробностей было соблазнительно, и, пожалуй, ради этого стоило еще часок не поспать.
— Я подожду, — ответила я Петеру.
Не прошло и минуты, как передо мной появился еще один «Гран-Марнье» со льдом — двойная порция.
—
Потом он перемыл стаканы, а около полуночи, когда в баре никого не осталось — все отправились на пляж, быстро составил стулья на столы и погасил свет. Можно было идти.
Мы пересекли опустевший двор и вошли в замок. По лестнице поднялись на пятый этаж, туда, где были комнаты персонала. Петер приложил палец к губам: тихо! — и повел меня по коридору, в конце которого мы уперлись в тяжелую, окованную медью дверь. Из внутреннего кармана своей джинсовой куртки Петер достал связку ключей. Он отпер эту дверь — открываясь, она заскрипела так жалобно, будто застонала от боли. Я вошла, и он закрыл ее за мной.
Было темно, хоть глаз выколи. Я чуть не расквасила физиономию, споткнувшись о первую же ступеньку. Аптечный пакет с бельем и сланцами упал, правда, я тут же нашарила его и подняла.
— Ты в порядке? — спросил меня Петер.
Я ответила «да», но это была неправда. Мне не нравилось, как здесь пахнет. Затхлый запах сырости и гнили ударил в нос, меня сразу начало подташнивать, и голова закружилась сильней. Винтовой лестнице не было конца, мы поднимались, но мне казалось, будто спускаемся, потому что дышалось все тяжелее и темнота сгущалась.
— Ты в порядке? — снова спросил Петер и обернулся, словно проверял, иду ли я за ним.
Я опять ответила «да», хотя мне уже становилось немного страшно.
Лестница закончилась еще одной дверью, которую тоже пришлось отпирать. Петер светил себе зажигалкой, держа ее у самой замочной скважины. Дверь открылась, заскрипев точно так же, как и первая, и Петер вошел. Светя зажигалкой, выбрался на середину небольшого помещения и включил лампочку, висевшую под потолком на стареньком проводе. Я нерешительно шагнула вперед. Петера, казалось, забавляло мое испуганное лицо.
— Подойди ближе, — велел он.
Я продвинулась еще на пару шагов. От затхлости першило в горле. С потолка свисала паутина, кое-где до самого пола, единственное оконце было заколочено старой, прогнившей доской. Помещение оказалось круглое, метров шесть в диаметре. Стены от пола до потолка были сплошь покрыты странным граффити, сделанным, похоже, углем.
— Где это мы?
Не сводя с меня глаз, он ответил: в одной из башен замка. Подошел к стене и поманил меня.
— Знаешь, что это такое? — спросил он, поглаживая одну из надписей.
У меня не было ни малейшего желания играть в загадки. Еще ни разу за всю поездку я не чувствовала себя так далеко от дома. У меня почему-то зудела кожа, и хотелось чесаться с головы до ног.
Петер взял меня за руку и провел моими пальцами по надписи. Я почувствовала, как что-то вроде ила, холодное и склизское, забивается мне под ногти. Стена оказалась такой шершавой на ощупь, точно буквы высечены в камне. Я огляделась. Все эти надписи вдруг показались мне просто древними морщинами, изрывшими камень, словно лицо столетней старухи.
— Что это? — спросила я Петера, отдернув руку.
Он предложил мне сигарету, я отказалась, потому что к горлу подкатывала тошнота. Петер закурил сам.
— Что это? — повторил он и выдохнул дым. — Слушай, я тебе расскажу.