Без музыки

С тех пор зама так и стали звать — «Промежуточный»; был у Промежуточного, встречался с Промежуточным…

Мой стихийный знакомый лукаво скривил губы. Видимо, воспоминания доставляли ему радость, и он не знал, каким образом ее выразить здесь, на кладбище. Улыбнулся печально:

— Я же вам говорил, неуемный он был человек. Н-да. Не соскучишься. А вот редактор его любил, выделял. Только пользы от этой любви — ничуть. На хозяйстве, как правило, сидел зам. Редакторская любовь лишь усложняла жизнь… По весне — да, весной — Юра написал статью. И тут ему подфартило: зам болел, а может, был в отъезде, только материал сразу попал к главному. Еще день, и статью поставили в номер. Это был грандиозный материал! Уже сколько лет прошло, а я помню название — «Слепые всадники». Речь шла о заместителях. О их праве решать и действовать. Начинался материал с разбора слова «замещать». По Далю: замещать — значит «быть вместо кого-то». В полном объеме этого места. Не вполовину, если заместителей два; не на треть, если их три, а в полном объеме. И еще что-то об ответственности… «Кому дозволено не решать, тому дано не ответствовать». Н-да, не ответствовать. По тем временам это был материал крайней необходимости. Бог мой, что тут началось! Какая-то телефонная истерия. Кто бы мог подумать, что в области окажется столько возмущенных заместителей! И все они конечно же прозорливы, инициативны, принципиальны, самостоятельны. Редактор газеты Матвей Матвеевич Колобцев призывал нас к спокойствию — к тому, чего с первых же минут лишился сам. И вот тут, в разгар микро- и макроборений, пропал Полонов…

Я не расслышал конца фразы и переспросил:

— Вы сказали «пропал»?

— Именно… — Лицо моего собеседника округлилось в плаксивой гримасе. — Был — и нету. Когда редактору сообщили о странном исчезновении Полонова, он не очень поверил в серьезность случившегося. Возможно, не придал значения. Однако статья взбудоражила не только область. Редактор переоценил свои возможности, его объяснения, хождения с этажа на этаж не возымели действия. Вопрос о статье был вынесен на бюро обкома. В обкоме рассудили просто: все мы чьи-то заместители. Ну, а против всех устоять трудно. Н-да… На бюро с пустыми руками не пойдешь. Материалы нужны. Перерыли стол Полонова — ничего. Тут уж мы сообразили, что случайным такое совпадение быть не может. Получалось, что сбежал Полонов. Н-да. Редактор наш все время молодцом держался, а тут и он дрогнул. Статья-то Полонова писалась на конкретном материале — район, завод. Не случись шума, никто бы из задетых и головы не поднял. А как прослышали, что и руководство недовольно, оживились. Одно опровержение за другим: извратили факты, оклеветали, очернили доброе имя…

Надо защищаться. А чем? Все материалы у Полонова. Рухнул редактор в кресло, взялся за голову, бормочет: «Это конец!» За десять дней — а кутерьма шла никак не меньше — мы извелись настолько, что это откровение главного нас не удивило. Каждый думал об одном и том же — скорей бы уж.

Собралось бюро обкома.

«Ну-с, — говорят, — начнем». — «Материал на редколлегии обсуждался?» — «Не обсуждался». — «…За волюнтаризм…» — «Статья проверялась?» — «Проверялась». — «Где доказательства?» — «У автора». — «Где автор?» — «Пропал». — «…За головотяпство…» — «Статью согласовывали?» — «Не согласовывали». — «…За нарушение административной этики…» И прошлый год вспомнили и позапрошлый. Н-да… В таких случаях расчет всегда по сумме.

В одночасье оголили редакцию — всех, кто был причастен к статье, посвятили в рядовые… А что же Полонов? Он объявился в день бюро. Мы вернулись из обкома, а нам сообщают: «Звонил Полонов. Из Москвы звонил. Голос, говорят, бодрый. Велел держаться. Подмога грядет». И тут нас как прорвало, словно Ю. Полонов стоял перед нами. «Поздно, — говорим. — А еще, — говорим, — сволочь он. И вообще пшел вон!» Утром нас действительно ждал сюрприз: одна из всесоюзных газет перепечатала «Слепых всадников». Помню, как редактор развернул газету, долго изучал статью, затем устало откинулся на спинку кресла и сказал тихо, но очень внятно: «Без сокращения напечатали». Затем поднялся и стал собирать свои вещи, выдергивая попеременно ящики стола…

Рука моего нового знакомого сжалась и повторила судорожное движение, как если бы ему самому приходилось выдергивать эти ящики.

— Главная, поражающая сила была не в самой статье — в послесловии. Оно начиналось такими словами: «Читателям небезынтересно будет узнать, какова же реакция на столь принципиальное и серьезное выступление газеты. Сообщаем…» И далее рассказывалось о заседании бюро и выводах, сделанных на нем. И вновь редакцию сотрясали телефонные звонки. Нам суждено было пережить «второе пришествие», на этот раз доброжелателей… Мы тихо ликовали, обком безмолвствовал, а Матвей Матвеевич мрачнел. На третий день самолетом прилетели двое московских корреспондентов и с ними Ю. Полонов.