— Я вас знаю, — сказал он Хью. — Ваша фамилия Беннет. Помните меня? Джордж Гарднер, секретарь местного филиала лейбористской партии. Вы присутствовали на двух наших митингах. А ваша фамилия Фэрфилд. Дочка мне рассказывала про вас. Входите. — Он обернулся и крикнул: — Джилл!
Гарднер провел гостей в чистую и светлую гостиную, где стоял новый гарнитур из двух кресел и дивана, а на стенах висели репродукции картин Ван-Гога и Утрилло. Вошла Джилл Гарднер и молча села в кресло. Гарднер стал спиной к облицованному кафелем камину.
— Лес еще спит. Они взяли его сразу после работы и отпустили уже за полночь. Такие у них методы. — Он откровенно разглядывал Фэрфилда. — Не знаю, что сказала вам вчера Джилл, но я скажу вам следующее: мы не собираемся открывать душу прессе. Я ясно выражаюсь?
— Ясней некуда, — кивнул Фэрфилд. — Только в ваших словах нет ни капли здравого смысла.
— Я-то знаю, что вам от нас нужно. — Он поднял свой толстый палец и тыкал им в Фэрфилда точно так, как делал это на митингах. — Допустим, кто-то из нас скажет, что на Питер-стрит живет несколько хулиганов. Вы перевернете все кверху ногами и напишете, будто на Питер-стрит орудуют целые банды. А это в корне неверно. Наша Питер-стрит ничем не хуже других улиц. Я вырастил здесь двоих вполне нормальных детей. Они у меня скромные и честные. Может, напишете об этом? Да нет, куда там, вы ведь зарабатываете на том, что торгуете враньем.
— Папа, — как-то автоматически одернула Гарднера Джилл.
— Я говорю не о присутствующих, а вообще, — нисколько не смутившись, сказал он.
Дрожащими пальцами Фэрфилд прикурил сигарету. В его голосе не было и тени обиды. Он говорил все тем же слегка извиняющимся тоном интеллигентного человека, не принадлежащего ни к какому слою общества. Казалось, он обсуждает какую-то проблему, затронутую в ходе телевизионной дискуссии, отчего его слова приобретали особую язвительную окраску.
— Держу пари, вы не уехали с Питер-стрит только потому, что вы лейборист, чем страшно кичитесь. Вы не пожелали переехать в соседний район, где перед каждым домом есть небольшой сад…
— Да, я лейборист и горжусь этим. И живу среди таких, как я. И дом наш вовсе не плох. Мы даже сделали ванную.
— После чего он стал просто роскошным, — съязвил Фэрфилд. — А как насчет вашей семьи? Вы о своих детях подумали?
— У нас в семье каждый имеет право голоса.
— Нам здесь хорошо. — У Джилл зарделись щеки. — Не слушай его, папа.
— Если они и думают, что им здесь хорошо, то только потому, что вы сызмальства вдолбили им это в голову. Дескать, какое счастье жить в трущобах и превращать их в рай. Но так ли уж здесь хорошо вашему сыну?
— Лесли парень покладистый.
— Вот только связался с непокладистыми. Хорошо. Тогда давайте подойдем к этому вопросу иначе. Вы не любите «Бэннер»…
— Продажная газетенка, — с особым ударением на последнем слове произнес Гарднер.
— Пусть так. Но я приехал сюда с единственной целью — докопаться до истины. Ясно вам? Служение истине суть деятельности всех без исключения журналистов. Вы отказываетесь снабдить меня фактами. Хорошо, я получу их в другом месте. — Фэрфилд погасил свою сигарету. — Только в таком случае не возлагайте вину на меня.
— То есть как это я не должен возлагать на вас вину за то, что вы, получив отпор у двери, попытаетесь влезть в окно? — Гарднер говорил голосом оратора, гвоздящего на митинге оппозиционеров. — Что ж, если я застукаю вас за этим занятием, пеняйте на себя. Но запомните одно: мой сын не имеет никакого отношения к тому, что случилось в Фар Уэзер в ночь Гая Фокса. И в этом доме другого вы не услышите.
Фэрфилд встал, за ним встал и Хью, который все это время чувствовал себя как статист на сцене.
— Мне очень жаль, — сказала Джилл, почему-то обращаясь не к Фэрфилду, а к Хью.
Она распахнула входную дверь.
На пороге стояли два полисмена, у калитки — «черный ворон», вокруг которого столпилось чуть не все население Питер-стрит.
— Доброе утро, — сказал сержант.
Гарднер как изваяние застыл на пороге, уперев руки в боки.
— Доброе утро, Джо Малколм. С чем пожаловал?
— Мне нужно поговорить с Лесли Гарднером.
— Он спит.
— Тогда разбудите его. Может, мы все-таки войдем в дом? Гарднер не шевельнулся. Сержант пожал плечами.
— Пусть будет по-вашему. Тогда пускай он спустится вниз. Немедленно.
— Зачем еще?
Сержант достал какую-то бумажку. Гарднер внимательно изучил ее и крикнул:
— Лес!
С лестницы спустился худой, бледный подросток в рубашке и брюках. Он был поразительно похож на свою сестру.
— Лесли Гарднер, у меня ордер на твой арест в связи с убийством человека по имени Джеймс Рестон Корби, имевшим место пятого ноября вечером в Фар Уэзер. Должен предупредить тебя…