Без наказания

— Леди и джентльмены, одно из положений, на которое обвинение делает особый упор, касается брюк, принадлежащих Лесли Гарднеру, пары серых брюк, отданных в прачечную-химчистку «Быстро и чисто» и возвращенных заказчику днем шестого ноября. Честно говоря, во всей этой неразберихе догадок и предположений, из которых обвинение выстраивает против моего клиента дело, это положение выпячивается вперед как неопровержимый факт, якобы связующий воедино все остальное. Согласно услышанному в этих стенах эти брюки были обнаружены на следующий день после убийства подростка Джоунза и в их обшлагах были найдены следы песка и угольной пыли. Такая смесь якобы существует лишь в поселке Плэтта, так что сие якобы свидетельствует о том, что Гарднер побывал там в пятницу ночью. Как вы могли заметить, леди и джентльмены, я не стал тратить много времени на перекрестный допрос по этому вопросу. И это связано с тем, что сам Гарднер даст вам на него полный и исчерпывающий ответ. Он вскорости займет свидетельское место, и вы услышите от него, что эти серые брюки вовсе не поступали в химчистку-прачечную «Быстро и чисто», а значит, и не могли быть доставлены оттуда, что это была другая пара брюк того же цвета…

Репортеры лихорадочно застрочили в своих блокнотах. Выходит, секрет вот-вот раскроется? Но Ньютон сел на свое место, и их любопытство надолго осталось неудовлетворенным, ибо настал черед Гарни давать свои показания. А этот, по общему мнению, был пропащим, для него не осталось и проблеска надежды. Конечно же, он это знал, ибо вел себя надменно и вызывающе, как загнанное в угол большое животное.

— Он восхитителен, — прошептал Майкл, склонившись к Фэрфилду. — Правда, он восхитителен?

В ответ Фэрфилд произнес одними губами: «Взгляни на другого». Майкл повернул голову и увидел, что Лесли Гарднер так и подался вперед, завороженно глядя на своего друга. Для него, Лесли Гарднера, смысл был лишь в одном: в том вызове, который бросал всему миру Гарни. А этот Гарни, в чьих ответах сквозила наглая ложь, казался впечатлительному Майклу Бейкеру человеком, на которого не распространяются никакие права, даже право быть отданным под суд. Да, он оставляет за собой право вести себя как заблагорассудится: ворваться на мопеде в Фар Уэзер и походя убить человека, уничтожить любого, нарушившего созданный им свод законов. Нет, Гарни не признавался во всех этих проступках, весь смысл его выступления сводился к тому, что он прав, даже если бы и совершал их.

По общему мнению, впечатление, которое произвел Гарни на жюри, крепко поставило под сомнение шанс его друга Лесли Гарднера быть оправданным, хотя в уголовном кодексе и нет специальной статьи за дружбу с преступником.

Хью до полудня не мог поднять с похмелья головы. Наконец собрался с силами и, выпив несколько чашек чаю, отправился в редакцию. Весь день он брал интервью у самых различных людей, темой которых было сооружение огромного автопарка на месте пустоши в центре города. Он шел домой, согнувшись под встречным ветром, который насквозь пронизывал его тоненький плащ. Снеговые тучи, так до сих пор и не просыпавшиеся на землю, висели низко над городом, угрожая ненастьем. Хью продрог до самых костей и, когда в дверь позвонили, долго не мог решиться вылезти из-под теплого одеяла. Спустившись вниз по провонявшей капустой лестнице, он впустил Джилл.

— Тебя сегодня не было в суде, — сурово сказала она.

— Я был болен. Да нет, не болен. Просто я вчера набрался.

— Набрался? — с отвращением переспросила она. — С чего это?

— Похоже, меня доконало выступление в суде. А тут еще всякие разговоры в редакции. Спасибо тебе за записку.

— Понимаю. Мне жаль, что я…

— Что ты…

— Да нет, ничего. Ты дрожишь?

— Я замерз.

— Иди ляг. Я приготовлю что-нибудь горячее.

Хью надел пижаму и лег.

— Просто не пойму, что творится с папой: он так странно себя ведет, — говорила она с ним из кухни. — Знаешь, нам придется переехать.

— Что ты сказала?

— Нам придется переехать в другое место. Всем троим. Нам нельзя оставаться на Питер-стрит. — Она появилась па пороге с дымящейся чашкой. — Как только Лесли выпустят, мы переедем.

— Ясно.

У Джилл дрожали губы. В лице не было ни кровинки.

— Ты считаешь, он виновен? Да? Его осудят? О, Хью, как я несчастна!

Она осторожно поставила чашку на обшарпанный комод и рухнула к нему на кровать. Ее губы были горячи и податливы. На его ласки она отвечала не со страстью, а с отчаяньем человека, нуждавшегося в утешении. Между ними было сказано всего несколько слов. После она раза три всхлипнула, а он стал пить чай, который давно остыл.

Хью больше не дрожал.