Без оглядки на богов. Взлет современной Индии

Индийская экономика представляет собой шизофреничнеское сочетание проблесков высоких технологий XXI века на фоне удручающего средневекового прошлого. Но меня сильнее всего озадачивает то, что среди индийских элит – среди тех, кто больше всего выиграл от либерализации экономики после 1991 г., – встречаются упорнейшие защитники старого менталитета, который примерно можно описать как современность для привилегированных и феодализм для крестьянства. По отношению к Аруне и Никхилу из Девдунгри, видящим будущее индийской деревни в развитии низовой «демократии участия», было бы нечестно отнести их к числу защитников феодализма. Они принадлежат к прогрессивному крылу широкого спектра мнений, включающего всевозможных романтиков деревни, от происходящих из высших каст чиновников административного аппарата, блокирующих попытки улучшить городское планирование, до коллег Нилекани из отрасли информационных технологий, которые, по-видимому, верят, что если распространить цифровую революцию на деревню, люди расхотят переезжать оттуда (широко распространенное мнение)[43]. При этом большинство фактов говорит о том, что крестьянство – в том числе в Северной Индии – может и не поддерживать такую точку зрения. Многие бедные крестьяне находят в городах неофициальную работу, дающую им возможность посылать деньги семье. Поскольку эти рабочие места ненадежны, их семьи остаются в деревне. Это одна из причин того, почему ускорение темпов урбанизации не находит отражения в показателях официальной статистики.

В сопровождении моей тещи Апарны, до выхода на пенсию возглавлявшей факультет истории Делийского университета, я побывал в одной из деревень расположенного в долинах священного Ганга штата Уттар-Прадеш, самого густонаселенного штата Индии, где проживает 170 млн человек. Мысль съездить в эту деревню подал шофер Апарны Вирендер Сингх, который, как многие крестьяне Уттар-Прадеша, содержит семью, работая в Дели на низкостатусном рабочем месте. Вирендер, кстати говоря, уже несколько лет уговаривал меня съездить, чтобы посмотреть на его деревню.

Деревня, расположенная в трех часах езды от Дели, стоит вдоль изрытой ухабами дороги, забитой мотороллерами, велосипедами, ослиными упряжками и пережившими не одну реинкарнацию причудливыми допотопными тракторами, которые в конце цепи перерождений превратились в самые медленные в мире такси. Обычное зрелище – трактор с прицепом, в который набились двадцать-тридцать пассажиров, тарахтит по пыльной дороге со скоростью пятнадцать миль в час. Регион расположен в долине Ганга в Северной Индии и ландшафт представляет собой плоскую монотонную равнину. Селения сливаются, и кажется, что едешь по одной бесконечной деревне, так что невозможно вспомнить ни одного пейзажа, на котором бы не виднелись люди. Каждые несколько миль вырастает отдающий эпохой Диккенса уродливый силуэт завода, перерабатывающего сахарный тростник, который культивируется в западной части Уттар-Прадеша. В период уборки сахарного тростника на дорогах возникают многомильные пробки, в которых крестьяне по два-три дня изнывают на своих тракторах и ослиных упряжках, дожидаясь очереди взвесить и разгрузить свой тростник. Владельцы сахарных заводов не считают нужным увеличить количество весовых пунктов, чтобы ускорить процесс приемки тростника, а крестьяне терпеливо приспособились к этим бесконечным очередям, что красноречиво демонстрирует соотношение сил в штате. В глазах постороннего наблюдателя индийский крестьянин предстает воплощением бесконечного терпения, воспитанного смирением многих поколений. Но в этом тихом омуте есть сильные подводные течения.

Дом семьи Вирендера точно такой же, как у любой другой крестьянской семьи в Уттар-Прадеше. На небольшом семейном подворье, окруженном глинобитным забором и крытом соломой, живут шесть буйволов. Буйволиный навоз используется и как строительный материал, цементирующий стены дома, и как топливо для приготовления еды, и как антисептик, которым обмазывают глиняные полы. Коровий навоз используют даже как антисептик при рождении детей, которые в этих краях до сих пор появляются на свет в домашних условиях. В Уттар-Прадеше, где проживает 8 % беднейших жителей мира[44], материнская смертность одна из самых высоких в Индии.

Пока Вирендер кипятил буйволиное молоко, чтобы напоить нас, меня и тещу усадили на единственную в семье лежанку чарпой. Стены и потолок небольшой кухни, служащей также спальней для восьми человек, были черны из-за сажи от очага. В деревнях Северной Индии отрывистый туберкулезный кашель обычен также, как рев ослов, мычание буйволов и звон храмового колокола. По словам Вирендера, он единственный из четырех братьев работает в Дели. Его скромное месячное жалованье составляет 90 % дохода семьи. Принадлежащие семье два акра земли, на которых его братья выращивают горох и другие бобовые, обеспечивают семью пропитанием. Примерно также, по его словам, живут и все его соседи. В каждой семье хотя бы один человек работает в городе.