Без огня

1
Молчание Япония
цветок
один из ста
упал в траву
разбился
из чьих-то рук
всегда
у чьих-то ног
из праха в прах
был будет
и не сбылся
Где Он?

2
Италия Велеречивый день
Виолончельный голос[4] Фаринаты
Читай: адриатическая тень
российско-иудейское подобье
Италия в России
исподлобья
поет для нас
из сталинского ада
Зачем?

3
Гад ленина с неизреченным p

притон Петра бордель Елизаветы
на черной крысе разъезжает Бер
и я
и мертвецы уже одеты
готовы в бой
за сказочный уют
но как в любовной песенке поется
всегда хотят да не всегда дают
напиться
подкурить
и уколоться
откушать вкусной телеколбасы
и воспитать душистые усы
Камо грядеши?

4
Но, впрочем, всякий благодатью жив.
Тот, чья душа вотще перебесилась,
разыщет Жениха в сени олив.
Тут мудрость[5]: попроси – схлопочешь милость,
а там уж, глядь,
и небо отворилось.
Подумайте…

Две половинки странной головы —
бес из Рязани, дьявол из Киото —
барсучий сын —
вы, девушка[6], правы —
они сойдутся
только
треснет кто-то
возможно оба
надвое
увы
в один чудесный незакатный день
и это будет настоящий «чень».

1976?

ПЕСЕНКА

Н. Н.

Давай поплутаем, попутаем, Канта прочтем —
не вечно же в этой дыре нам с тобой кантоваться.
Здесь жизнь – только слово, а блядство читается
братство.
Мир спарен с войной, словно сука с ученым котом.

Плутай, не плутай – завопишь Ему, как не крути:
Учитель небесный, мой первый, мой верный, мой сладкий,
что делать, конструктор, с такою жестокой посадкой —
учиться шитью или просто корзины плести?

Вот Ветхий завет мой: для Господа божие дело,
для певчей вороны – весь пыл человечьей любви.
От нечего делать, видать, и Офелия пела
в палате надзора, в maison de santé на крови.

1976?

***

Лунный луч, как соль на топоре…

О. Мандельштам

Нет, не тепло вещей вы осязали,
но узелки на ткани речевой.
В квадриге неба соль земли искали,
слезную манну – в капле дождевой.

Таков удел этой праздной речи,
где каждая запинка – боль и суть,
и струганое слово давит плечи:
о, помоги, о, понеси чуть-чуть.

В стране, где говорить пора дрекольем,
оранжерейный высохший садок,
луна со слезой, мучнистый с льдинкой боли
млечный сок.

1979?

***

Две песенки есть у безумной трещотки,
как мы ни лечим ее, ни лелеем:
Младенец, шуршащий сухим ожерельем.
Диктатор, перебирающий четки.

София – нас учит она рассуждать —
пишется по-испански ¿культура? —
и с ней не поспоришь: ведь дура есть дура.
Другого стошнило, а ей – благодать.

Другой бы смолчал, а она, хоть больна,
бесится, трещит в обе глотки.
Две песенки есть у безумной трещотки,
а третьей – кромешной – не знает она.

сентябрь 1979

***