Без огня

Спит сумасшедшая страна,
поет разбуженная вьюга.
Кружится Мери, как луна,
облаченная в пурпур звука.

Как ветер с лепестками роз,
века с минутами играют.
Уколы призрачных стрекоз
следы на венах оставляют.

Ей снится бесконечный сон,
где время – черная таблетка.
Раскинул руки, словно ветки,
Господь распятый, Метадон.

Он прошептал ей: «Вот дела…
Да, déjà vu, все это было…»
Она с креста его сняла
и тело черное обмыла.

Порхая в праздничном дыму,
в краю игольчатой науки
узнала Мери, почему
так страшно умирают звуки.

1976?-1978

ПАМЯТИ В.Н. ПЕТРОВА

Как почту боли, обрамленье раны,
я вспоминаю тихий ясный дом,
чернильный рай и праздник валерьяны,
развеянный летейским сквозняком.

Ту комнату, как братское кладбище,
когда, внимая смыслам непростым,
он нес в руке слабеющей и нищей
меморий голубиные листы.

И до укола в трепетное сердце
живую ткань сквозил словесный ток,
а там уж, глядь, и приоткрылась дверца —
то Прозерпины властный голосок.

Как память-гостья по весне опальной,
явилась смерть с подарком ледяным.
Он вспомнил все. Она вошла, как пальма,
когда Господь ее прислал за ним.

1979?

УТОПЛЕННИК

Памяти А. Л. Баранникова

От женитьбы Фигаро
до литаний донны Анны
довезет меня метро
в давке приторной и пьяной,

где случáй случает тень
с тенью потной и невинной
реквиемом кончить день
или пьяною малиной?

Нет живи пока, тоскуй,
тень рыданья, слова, крика.
Лента движется к концу.
До свиданья, Эвридика!

Телефона злая тонь,
Я войду в нее без стука,
В будке призрачная вонь —
грациозный почерк Глюка.

Плачет в трубке царь-беда,
точит каменную глыбу
жизнь и мама, и вода…
Упустили мы князь-рыбу.

1978?

УЛИЦА П. ЛЕБЕДЕВА, ПБ № 5