Без остановки. Автобиография

В июне пришла телеграмма, извещающая, что у матери случился сердечный приступ, и она в коме. Она так и не пришла в сознание. На следующей неделе я получил известие, что папа тоже умер. На первое июля у нас с Джейн была забронирована каюта на борту Independence. Менять билет не было никакой необходимости.

Почему-то смерть моих родителей уменьшила моё нежелание уезжать из Танжера, видимо, шок был таким, что ввёл меня в состояние апатии. Из всего этого я могу лишь сделать вывод, что чувствовал себя глубоко виноватым за то, что вычеркнул родителей из своей жизни.

Однажды я уже пользовался и остался доволен услугами пассажирского пароходства Wilhelmsen, поэтому забронировал билет на принадлежавшее компании судно Tarantel, который должно было отплыть из Нью-Йорка в июле. Издательство Farrar, Straus and Giroux собиралось опубликовать том полного собрания сочинений Джейн с предисловием Трумена Капоте. По прибытии в Нью-Йорк они полностью взяли Джейн на себя, организовали для неё светский график и даже позаботились о том, чтобы купить ей билеты на поезд во Флориду.

В последний день перед отплытием на Tarantel я посетил своего редактора в издательстве Simon and Schuster, который нагрузил меня книгами для путешествия. К счастью, корабль оказался хорошим, потому что мне пришлось провести на нём более семи недель, включая двух- и трёхдневные остановки в Лос-Анджелесе, Сан-Франциско и Гонконге, а также незапланированный и незапоминающийся восьмидневный простой в гавани Манилы (мы ждали, когда утихнет тайфун).

Бангкок оказался совсем не тем зелёным и тихим городом с каналами и храмами, который я ожидал увидеть. Всё настолько утратило свой первоначальный тайский колорит, что то немногое, что осталось, казалось бессмысленным извращением среди такой целенаправленной европеизации. Уроженцы этих краёв, жившие на чужбине, соглашались, что Бангкок был приемлемым местом для жизни до появления американских солдат. После этого всё изменилось. К тому времени, когда я добрался до этого города осенью 1966 года, он был безнадёжно перенаселённым, а его улицы были забиты автомобильным транспортом. Повсюду засыпали каналы, а те, что не засыпали, стали гнить и вонять, так что приходилось засыпать всё активнее. Моей первой реакцией на город было жесточайшее разочарование.

В Гонконге я получил письмо от Джейн, но в Бангкоке ничего не получил. Я продолжал писать ей на адрес её матери. Она месяцами умоляла меня взять её с собой. Я упорно отказывался, зная, что местный климат не для неё, и что, будь Джейн рядом, работать станет очень трудно. Я предполагал, что сейчас она «дуется» и отчаянно «карает» меня за то, что я уехал один.

Вдруг я получил от неё письмо, отправленное из Танжера. Она чувствовала непреодолимое желание вернуться и сократила пребывание в Соединённых Штатах на несколько месяцев. Но теперь, будучи уже в Танжере, Джейн, по её словам, не могла понять, почему так решила. Джейн попала в то самое положение, которого мы тщательно старались избегать. Больше от неё писем не приходило. Я продолжал писать каждую неделю, рассказывая Джейн о своей жизни тут и добиваясь от неё ответа. В конце концов, стал отправлять письма друзьям в Танжер, чтобы узнать, где она. Ответы не позволяли сомневаться, что Джейн в городе, но на вопрос, почему она со мной не общалась, отвечали очень расплывчато.

Большая часть Бангкока выглядела как закоулки нижнего Бронкса (если их перенести в болота Флориды). Добраться из одного конца города в другой было непросто. Сложности и опасность, связанные с переходом улицы, долгие поиски такси, большие расстояния в пределах города, которые не позволяли передвигаться пешком, сильная жара и выхлопные газы в воздухе — всё это служило вескими причинами, чтобы выходить на улицу как можно реже. Я сидел в гостиничном номере, читал, писал и записывал тайскую музыку, которую передавали по радио. Каждый день по радио транслировали на удивление много традиционной тайской музыки.