Без Отечества…

За минувшие полгода член Студенческого Совета изрядно заматерел, взгляд его стал тяжёлым, давящим, а костлявые плечи, и прежде не широкие, удивительным образом не производят удручающего впечатления. Лицо у него обветренно — так, что аж до шелушения кожи, до кровящих трещин, но — мимика у него самая живая, и…

… он улыбается.

Это не наигранное, а просто — привычное пренебрежение мелочами, когда привык уже к таким спартанским условиям, что когда есть где спать и что есть — уже хорошо! Что-то большее идёт уже по разряду роскоши, вызывая неподдельную радость.

Подобное часто встречается у бывших фронтовиков, наломавшихся в сырых окопах, намёрзшихся лютой зимой под шинелью, помнящих нехватку даже не патронов или еды, а — воды! Днями, неделями…

Невообразимая аскеза миллионов людей, которые только и могли построить то странное общество, в котором койка в тёплом бараке и гарантированная миска баланды воспринимались как норма. А чего ещё, собственно, надо?! Живы… обуты-одеты, сыты… и слава Богу! А всё прочее — роскошь, которую ещё надо заслужить…

… да и надо ли?

Привычные к самым спартанским условиям, они не видели ничего дурного в том, что вся страна живёт в бараках, и сами готовы годами, десятилетиями жить именно так, лишь бы впереди была некая Цель!

А как там эта Цель называется, не суть важно! Коммунизм, сионизм или как-то иначе…

… право слово — не суть.

Люди такого рода строили СССР и годами жили в Бизерте[90] на кораблях в самых аскетичных условиях, надеясь на распад, развал ненавистного для них ракового образования на теле Российской Империи.

Это особый склад характера, души и… наверное, выработанной привычки. Странная смесь высокого идеализма, ненависти к чему бы то ни было и фанатизма самого дурного толка, перемешанного в самых причудливых пропорциях.

Люди такого склада полезны до тех пор, пока они находятся на острие клинка, стачиваясь в битвах за некие Идеалы. Но насколько они вредны и даже опасны в мирное время!

Жаждущие битв, не умеющие просто жить, и всегда готовые вырвать, как Данко[91], собственное сердце, чтобы его огнём осветить путь блуждающим во мраке! Беда в том, что они, безжалостные к себе, часто столь же безжалостны и к другим, требуя самого невообразимого, горения, жертвенности, готовности положить свою жизнь на алтарь даже не Победы, а всего лишь крохотного шажка в сторону Цели.

Они…

… и зачастую — только они считают эту Цель важной, заражая своей неистовой Верой целые страны!

… и горе тем, кто усомнится…

Это люди, для которых вся жизнь — битва, лязганье рыцарских доспехов, шпор и мечей, беспрестанная борьба, сражение. Они не видят иначе ни свою жизнь, ни жизнь страны, и беда, если они оказываются во власти, а тем более — надолго!

Они необходимы в дни кризиса, и наверное, только такие люди и могли построить Израиль. С ноля, на каменистых пустошах, во враждебном окружении.

Другое дело, что они и им подобные, независимо от национальности и вероисповедания, и в России видят одни только каменистые пустоши и враждебное окружение. До основания!

… и лишь затем…

Людей, с ними не согласных, они воспринимают как препятствия, как врагов, как враждебную среду. Уничтожить! Выкорчевать с корнями и перепахать! Фанатики Идеи…

… а белые ли, красные…

Не суть.

— Ты должен сам всё увидеть, — бьёт голос Левина по моим натянутым нервам, — Сам!

Слушаю молча, сидя почти недвижимо, не спеша соглашаться или спорить.

— … на Дальнем Востоке и в Сибири — японцы, — выплёвывает Илья, и замолкает ненадолго, стискивая зубы так, что желваки вспухают на худом лице, — Высадились… как у себя дома, с-суки… порядок наводят.

Замолчав ненадолго, он достал портсигар и попытался прикурить, ломая одну спичку за другой. Наконец, прикурив, он затянулся глубоко и выдохнул с мертвенным спокойствием:

— … кладбищенский. Когда сами, а когда и…

— Своей сволочи хватает, — криво и страшно усмехнулся Илья после короткой паузы, — В жизни бы не поверил, что вот так — легко… К врагам, к захватчикам в услужение, и — куражатся так, что не приведи Господь! Не видел бы своими глазами, так не поверил бы!

— Кожу заживо, Лёша, это ещё не самое страшное… — глухо добавил он и затянулся, глядя в небо безжизненными глазами.

— В Архангельске — британцы и англичане, — продолжил он, — и мне бы радоваться! Только вот…

— … не получается, — криво усмехнулся Илья.

Собственное, я и так знаю, что происходит в России, но… не лишнее, совсем не лишнее! Одно дело — пресса, и вот уже где врут!

Да и беженцы… «Врёт как очевидец» известно давно. Кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал… и такие враки на выходе, что слов нет!

Левин же, хоть и пристрастен, но явно врать не будет. Не умеет. Да и можно быть уверенным — он действительно видел то, о чём говорит. Сам.

— В Архангельске у большевиков было полное превосходство в живой силе, — глуховатым голосом повествует Илья, — Шутка ли — три тысячи штыков в тех безлюдных местах! Сила!