Без подводных камней

– Ира, соберитесь! Вы судья и не имеете права на такие непрофессиональные выкрики. Ну а кто? – передразнила она. – Конь в пальто.

От неожиданного соленого словца в устах старой учительницы Ирина захихикала, как первоклассница.

– Прежде всего необходимо пощупать за вымя душеньку-подруженьку Валерии Михайловны, – сурово продолжала Гортензия Андреевна.

– Огонькову?

– Да, эту самоотверженную деву, бывшую с роженицей от начала до конца и поклявшуюся, что подмены не было. А бабка говорит, было. Неувязочка…

– Меня больше беспокоит, что Валерия знала Веронику с детства.

– И об этом тоже спросим, не переживайте. Вот что я придумала. Вы же учитесь еще в аспирантуре?

Ирина поморщилась. Она действительно числилась в заочной аспирантуре, но после рождения Володи защита диссертации представлялась ей таким же реалистичным проектом, как диплом Кирилла о высшем образовании или Байкало-Амурская магистраль.

– Скажем Огоньковой, что вам нужно с нею побеседовать для научной работы. Это же можно? Не возбраняется с точки зрения этики? Процесс-то закончился, да и вы ни в какие сделки с ней вступать не собираетесь, просто побеседуете, и все.

– Гортензия Андреевна, я вышла замуж за своего бывшего подсудимого, так что об этике меня не спрашивайте.

– Ну и прекрасно. А я представлюсь вашей помощницей, что в принципе будет соответствовать истине.

Ирина засмеялась:

– Помощница аспирантки? Огонькова тридцать лет на научной работе, естественно, ее ничего в этом не насторожит. Ни малейшего подозрения.

– Тогда легенда такая: я ваш научный руководитель с больным ухом, а для достоверности еще и в маразме. Узнала, что вы идете к известному лору, и напросилась на консультацию.

– Но она увидит, что вы здоровы.

– А я скажу, что в ухе шумит. И пусть докажет, что не шумит.

Обещав завтра с самого утра позвонить Марине Николаевне Огоньковой и договориться о встрече, Ирина сообразила, что Гортензия с дороги, а она даже чаю ей не предложила. Извиняет ее только то, что новость действительно сенсационная.

* * *

Сидение в суде наконец закончилось, и Шубников вернулся на работу. Клавдия встретила его взглядом твердым и чистым, как ее туго накрахмаленный халат, и ему впервые стало стыдно за то убожество с полуоторванным хлястиком, в котором щеголял он сам. Если посмотреть со стороны, то будто не врач с медсестрой сидят, а профессорша и грузчик.

Сразу потоком хлынула рутина, льготные рецепты, направления, больничные листы, и через два часа Шубников чувствовал себя так, будто никуда и не уходил.

Вскрыв сочный перезревший панариций, Шубников назначил пятнадцать минут проветривания и кварцевания, а сам отправился курить, но на полдороге был перехвачен главврачом и буквально силой затащен в ее кабинет.

– За что? Я два часа только нахожусь на рабочем месте, – возмутился он.

– Тебе и двух секунд хватит жалобу заработать, но сейчас не об этом. Кури, дорогой, – Таисия Михайловна поставила перед ним чашку Петри, от старости желтоватую и посеченную мелкими трещинками.

Шубников с опаской посмотрел на главврача, потому что такой чести удостаивался далеко не каждый сотрудник.

– Надеюсь, это не последняя сигарета перед расстрелом?

– Ну что ты, что ты… Я слышала, ты сидел в процессе Гаккель?

– Это тайна.

– Ну я же никаких подробностей не хочу у тебя выведать. Просто скажи, как они там?

Шубников повторил, что не уполномочен разглашать.

– Про врачебную тайну слыхали? В суде то же самое, только еще хуже.

– Жаль, что процесс был закрытым, я бы пошла. Хоть как-то поддержала бы, – с грустной улыбкой главврач погладила его по руке, – знаешь, Сашенька, в моем возрасте благодарность становится основной радостью.

– Просто вы не закидываете за воротник.

– Да, смолоду не привыкла, а сейчас уже поздновато начинать. Скажи хоть, как она выглядит? Не совсем ее размотало?

– Так а вы сами узнайте. Позвоните ее мужу, он скажет, что к чему.

Оказалось, главврач не настолько близко знакома с Гаккелями, просто несколько лет назад Валерия Михайловна помогла ее сыну найти свое место в жизни. Парень, естественно, хотел быть хирургом, но мама тогда еще не совершила стремительный карьерный взлет, трудилась рядовым невропатологом, а папа вообще погряз в российской истории шестнадцатого века и совершенно ничем помочь ребенку не мог. Тогда сын по общепринятой тактике прибился к кафедре, возглавляемой Валерием Николаевичем Гаккелем, где его подрядили в один любопытный проект. Сын до сих пор не понял, было это ради проверки или ради насмешки, вроде как новобранцам дают дырявые ложки с надписью «учебная».

Проект, который по причине его полного идиотизма не включало в свои научные планы ни одно приличное учреждение, держался исключительно на энтузиазме профессора Павлова из Института цитологии, Валерии Михайловны Гаккель и ее почти полного тезки Валерия Николаевича Гаккеля, который не участвовал в научных разработках, да и вообще в иммунологии не особо много понимал, но своим присутствием и пафосными фразами типа «я сломаю хребет раку» придавал всему мероприятию лоск и блеск.