Без подводных камней

– Послушайте, Александр Васильевич, – улыбнулась Ирина, – я понимаю, вы в системе правосудия неофит, вам хочется, чтобы все было интересно, как в книгах, а не как в жизни. Я вас не осуждаю, многие заседатели у меня воспринимали свой гражданский долг не рутиной, а интересным приключением, да и вы сами, рискну предположить, когда пришли на первое дежурство, у каждого пациента находили повод к оперативному вмешательству.

– Что было, то было.

– Так и здесь. Это обычное дело об обычном патологическом аффекте, просто здесь фигурируют представители высших слоев общества, что, безусловно, интереснее, чем дрязги подзаборных ханыг, а вы одержимы любопытством первооткрывателя, вот и видится скрытый смысл там, где его нет.

Шубников в три глотка осушил свою чашку и поднялся:

– Ладно. Но с Гаккелем я все равно поговорю.

Ирина вздрогнула:

– Нет, никаких допросов! У вас на это нет полномочий. Как неравнодушный гражданин вы пришли ко мне и поделились своими сомнениями, за это честь вам и хвала, а дальше предоставьте действовать специалистам.

– Да?

– Да! Говоря вашим языком, самолечение – это яд!

– Но первую доврачебную помощь я имею право оказать, – ухмыльнулся Александр Васильевич. – Я зайду как бы случайно, по своим делам, а там слово за слово…

– Запретить это я вам, конечно, не могу, но еще раз повторяю, никаких силовых методов!

– Господь с вами! Я же понимаю, что если вдруг я прав, то нельзя допустить, чтобы он насторожился раньше времени.

Закатив глаза, Ирина посоветовала Шубникову не основывать своей тактики на детективных фильмах, ибо в них столько же общего с реальностью, сколько у мультика про доктора Айболита с Большой медицинской энциклопедией.

– Серьезно, я так, тихонечко взрыхлю, на полштыка, – пообещал Шубников. – Чисто медицинский аспект.

– Хорошо, Александр Васильевич, запретить вам разговаривать с вашим коллегой на профессиональные темы я не могу при всем желании, – сказала Ирина, стараясь воспроизвести фирменную родительскую интонацию «делай что хочешь».

Только гость оказался нечувствительным к подобным нюансам, легкомысленно пропел «вот и ладушки» и откланялся.

Шубников взялся за ручку двери, но Ирина вдруг, побуждаемая странной, непонятной ей самой потребностью, попросила его задержаться.

– Вы извините, если вмешиваюсь в вашу жизнь, – сказала она осторожно, – но дело в том, что я тоже пила, Александр Васильевич.

– Да ну? Быть не может.

– Было‐было. Обстоятельства сложились неблагоприятно, и я им поддалась.

Шубников нахмурился:

– Да вы смеетесь, наверное, надо мной или специально преувеличиваете.

– Если бы… Знаете, Александр Васильевич, я все ждала счастья, что кто-то придет и спасет, а в ожидании спасителя я имею право немножко скрасить свое существование. Но как только начнется счастье, я, естественно, сразу брошу. Слава богу, поняла, что телегу впереди лошади не ставят. Сначала бросаешь, потом счастье, никак не наоборот. Но это все прописные истины, банальности. Я другое хотела сказать, – Ирина замялась, жалея, что затеяла этот разговор, но все же продолжила: – Такое иногда случается и с хорошими людьми… И точно не с вами одним. Просто иногда слишком много всего наваливается на человека.

– Спасибо, Ирина Андреевна.

Шубников ушел, а Ирина откинулась на спинку стула и зажмурилась. Зря она полезла откровенничать, только выставила себя экзальтированной дурой! Но на душе почему-то стало так легко, как давно не было.

Но не успело в форточку вытянуть последние остатки дыма от сигареты Шубникова, как его странные идеи завладели Ириниными мыслями. Дикость дикая, что несет этот специалист по бутылкам, но ведь Огонькова обмолвилась, что Вероника была безумно влюблена в Валерия Гаккеля, так что ее даже пришлось отправлять на учебу в Москву.

А если между ними что-то было? Если Вероника шантажировала своего любовника? Вдруг там совсем некрасивая история с растлением юной девочки? Случилось между ними что-то такое, что Гаккель-младший пошел на убийство, лишь бы не предать огласке. Господи, какие паскудные вопросы! Зачем только этот Шубников все это взбаламутил?

Ладно, пусть парень пообщается с Валерием Николаевичем, а дальше вот что она сделает: позвонит Гортензии Андреевне, пусть берет свой маузер и кожаную куртку и подъезжает на черном воронке. Или как там у чекистов принято в правдивых мемуарах Солженицына.