— Слушайте, товарищи, вводную… Полчаса назад начали поступать первые сведения о Клоне. К настоящему времени установлены контакты с пятью крупными соединениями противника и с несколькими одиночными разведчиками. Четыре контакта принадлежат авианосной группе «Циклон», которая со всей очевидностью обнаружила главные ударные силы, держащие курс непосредственно на Город Полковников. Пятый контакт установлен группой «Буран». Командование полагает, что радиолокационные дозоры «Бурана» наблюдают одно из соединений огневой поддержки десанта, на которое возложены также отвлекающие функции. Десантные транспорты с силами прикрытия пока что не обнаружены, но это вполне естественно: они появятся в последнюю очередь, когда…
Бердник запнулся.
«…Когда с нами будет покончено», — вот что вы хотели сказать, товарищ каперанг. Мы вас очень хорошо поняли.
— …Когда и если у противника возникнет иллюзия, что его штурмовые средства могут достичь Города Полковников, не встретив серьезного сопротивления, — выкрутился каперанг. — Что касается нашей группы, то дозоры доложили пока только о двух слабоконтрастных объектах на пределе технической видимости. Эти объекты являются либо фрегатами, высланными в разведывательный поиск, либо ракетными мониторами, занимающими огневую позицию. На основании всей совокупности данных командование заключило, что его расчеты полностью оправдались. В настоящее время противник начал полномасштабную операцию с целью уничтожить боеспособные силы нашего флота, подавить ПКО Восемьсот Первого парсека, высадить десант в Город Полковников. Пробил наш час, товарищи.
Вообще-то и мне, и всем пилотам с боевым опытом насчет «пробил час» стало ясно при первом же взгляде на гермокостюмы техников. Но одно дело «ясно», а другое дело — произнесено вслух командиром авиакрыла. Сказанное Бердником превратило факт интуитивно-гадательный в оперативно-тактический. Чтобы понять наши чувства в ту минуту, нужно быть кадровым военным.
И снова старлей Белоконь (комэск-1, с ума сойти!) был впереди всей прогрессивной ветви Великорасы:
— Били, бьем и будем бить клонскую нечисть! Смерть конкордианским оккупантам!
Инициатива командира была поддержана всей первой эскадрильей истребителей.
— Смерть оккупантам!
— Даешь Хосров!
— Даешь победу!
Наша эскадрилья и пилоты ударных флуггеров отмолчались. Настроение было приподнятым, боевым, но если честно — не тем.
Бердник терпеливо переждал всплеск энтузиазма воспитанников Белоконя и продолжил:
— Да, товарищи, генеральное сражение. Как вы помните из предыдущего инструктажа, наша задача — маневренные оборонительные бои. Главной нашей целью являются авианосцы. Но не исключено перенацеливание на линкоры или десантные соединения. В настоящее время командование обрабатывает оперативную информацию, чтобы принять решение о конкретном варианте ведения боевых действий. Таких вариантов, по сути, два. Первый: атаковать главные силы противника прямо на переходе. Второй: дождаться, когда его соединения достигнут ближней зоны обороны Города Полковников и втянутся в бой с Интерфлотом. Выбор конкретного варианта действий будет осуществлен на самом высоком уровне, военным советом Первой Группы Флотов под началом главкома Пантелеева лично…
Интересно, что «конкретный вариант» был выбран в те самые секунды, когда Бердник вводил нас в курс дела. Взрыкнула громкая связь, и снизошел на нас глас небесный.
— Говорит Шубин! Летному составу авиакрыла — готовность десять минут! Старшим техникам принять к исполнению схемы боевой нагрузки! По истребителям «Дюрандаль» — Д-11, по истребителям «Горыныч» всех модификаций — Г-5, по штурмовикам «Белый ворон» — В-2, по торпедоносцам «Фульминатор» — Ф-2. Схемы продублированы через БИУС.
— Надеть летные скафандры! — приказал Бердник, хотя это было пустой формальностью: все мы прекрасно знали, что и как делать по «готовности десять минут».
Знали это и техники — впрочем, как оказалось, не все.
Старшина моего расчета мичман Хоменко и техник-оружейник немедленно занялись подвеской противокорабельных «Мурен», положенных нам по схеме Д-11. А третий номер — белобрысый парень, похоже, совсем недавно призванный из запаса, — сделал полшага в сторону и замер в нерешительности.
Я не без труда припомнил, как его зовут.
— Ну что же ты, Петя, скафандр давай!
— А?
— Ска-фандр. «Гранит-2». В оранжевом рундуке, от которого у тебя дистанционка в кармане!
— Ой, извините…
«Ой, извините», мама моя дорогая…
Пока Петя медлительно и неловко запечатывал мое бренное тело внутри скафандра, я рассматривал торпеды, которые одна за другой выныривали из погребов рядом со стоянкой «Фульминаторов».
Сразу видно, техники времени зря не теряли. На матово-черных боках торпед белели залихватские, удалые росчерки «За Москву!», «За Кремль!», «За Манеж!», «За Берлин!».
Встречались и личные мотивы: «За Тоцкого!», «За Серегу!», «За Бехерова!» (Бехеров был комэском-2 торпедоносцев, погибшим в самом начале войны; кто такой «Серега», я не знал, может быть, и Цапко).