Без пощады

— Я никогда не согласилась бы на должность инструктора, Александр, — нахмурилась Риши. — Тем более — у егерей. Не забывай: я настоящий пехлеван, из старинного рода! А не эти выскочки, чьи родители были произведены из демов!

— Так, значит, тебя не разжаловали по результатом расшифровки черного ящика с «Яузы»?

— Меня? Разжаловали? Напротив! Мне даже предлагали повышение в должности! Но я отказалась. Черный ящик с «Яузы» вообще не нашли… Что не сгорело в атмосфере, утонуло в океане Фелиции.

«А-а… Вот в чем дело! Значит, Риши крупно повезло! Едва ли ее стали бы повышать, если бы услышали наши с ней разговорчики… Ну да какое это теперь имеет значение?»

— Выходит, ты ушла из армии?

Риши сдержанно кивнула. Эстет, все еще живущий в моей душе, мимоходом отметил, что гнев очень идет Иришке. Когда она сердится, ее лицо обретает какую-то бесконечно притягательную живость.

— Просто так взяла — и ушла? В военное время? — Я был удивлен. — А как же Родина?

— Родина сейчас сильна как никогда. Моя помощь ей уже не требуется. Вдобавок у меня уважительная причина.

— Причина?

Риши посмотрела на меня грустными глазами.

— Ранение, Александр. Я же была ранена, ты помнишь?

Конечно, я помнил. Точнее, вспомнил только что.

— Да… Переломы… Кажется, сотрясение мозга, да? — Несмотря на все старания, соображал я по-прежнему плохо. Попробуй-ка посоображай после этой муромской водки на березовых почках. Градус вроде бы тот же, что у нашей, земной «Столичной». А эффект— термоядерный…

— И сотрясение тоже. Осколок порвал мне грудь. Рана была вот такой. — Разведенными указательным и большим пальцами Риши показала, какой именно. — Едва заклеили.

— Но теперь ведь все в порядке?

— Теперь все в порядке, — эхом повторила Риши. — За исключением того, что теперь у меня правое легкое — клон…

— Гм… Значит, Ферван солгал?

— Думаю, он способен на это, — отозвалась Риши.

«Да он вообще способный парень, — подумал я. — Только зачем ему было это вранье? Чтобы втереться ко мне в доверие? Чтобы облегчить вербовку в ДОА?» Тема была интересной. Но несвоевременной.

Занавеска отошла в сторону. Показалась румяная мордашка Забавы. Глаза официантки лучились плохо скрываемым любопытством.

— Чего-нибудь желаете? — спросила она. Я вопросительно посмотрел на Риши.

— Я бы выпила… Например, водки.

«А Риши времени зря не теряет. В «Чахре», помнится, крепче сухого вина ничего не употребляла».

— Прекрасно. Значит, еще одну стопочку, — подытожил я.

— Закуски не надо, — добавила Риши. Мы выпили за встречу.

Но легче нам от этого не стало. Наоборот, водка лишь усугубила неловкость. Впрочем, если бы спиртное и впрямь снимало все проблемы в общении с Другим, как обещает знаменитая водочная реклама с пляшущим зеленым осьминожиком, Великораса уже давно превратилась бы в Расу Галактических Алкоголиков. Ведь что, если так подумать, представляет собой война? Не что иное, как энергичную попытку наладить беспроблемное общение. Хоть бы и ценой уничтожения собеседника.

Мы с Иришкой сидели молча. И друг на друга не глядели.

Я думал о том, что вроде бы знакомы мы совсем недолго — около года. А кажется — всю жизнь. Я вспоминал «Чахру», кадета Пушкина, прошедшего боевое крещение на Наотаре и от этого крещения совершенно охреневшего. И двух улыбчивых девушек-офицеров Иссу и Риши, которые распевали свои клонские песни про ордена, которые дают «не за курорты», прямо на солнечном пляже. Мы сидели в кино, мы ходили на танцы, лопали мороженое и любовались бархатными звездами… Я признавался в любви Иссе, а Риши признавалась в любви мне. Ну а Коля Самохвальский блистал своей невероятной эрудицией… Коля-Коля, ты-то хоть жив? Было ли это все на самом деле, а может, просто пригрезилось мне, а?

Возможно, Риши думала о том же самом.

По крайней мере то, что сделала она спустя минуту, можно было принять за попытку ответить на вопрос: «А было ли?»

— Вот, кстати, я тут привезла одну вещь, — сказала она и принялась рыться в своей просторной, неженской какой-то сумке на широком кожаном ремне. — Вот!

Риши протянула мне бумагу, густо залепленную радужными печатями.

Бумага выглядела очень официально. Бумага была клонской. И каракули на ней были типично клонскими — грозными, как кольца бесконечного питона-людоеда.

— Что это?

— Из Комитета по Делам Личности.

Название показалось мне смутно знакомым, вдобавок — каким-то образом связанным с Иссой. Моя душа насторожилась, сжалась вся, словно морская свинка, в розовую попу которой — с целью эксперимента — вот прямо сейчас пытливый школьник вставит электрод…

— Комитета? — переспросил я, рассеянно разглядывая бумагу. — Извини, но здесь написано по-вашему. Ни черта не разберу.

— Ох, конечно же! Сейчас. После Х-перехода я совершенно бестолковая! — Смуглые щеки Риши залились краской. — Сейчас переведу.

Она вскочила со своего места, села рядом со мной, положила на свои колени бумагу и монотонным голосом судебного заседателя прочла: