– Я привела мистера и миссис Кавана, – вежливо произносит она, прежде чем кивнуть доктору, а затем еще раз по очереди нам с Марком.
– Спасибо, – отвечает доктор и отпускает администратора взмахом руки.
Прежде чем администратор разворачивается, чтобы уйти, я замечаю, что у нее в глазах блестят слезы. Ее плечи ссутулены, а верхняя часть тела подается вперед и вниз. Представить не могу, какая, должно быть, у нее тяжелая работа: каждый день встречаться с родителями больных и умирающих детей. Должно быть, со временем это начинает съедать тебя изнутри. Я нахожусь здесь всего несколько минут и уже знаю, что это навсегда оставит след в моей душе.
– Прошу, пройдемте сюда, – говорит стройная седовласая женщина, протягивая руку и предлагая нам уединиться в уюте небольшого кабинета в другой стороне коридора. Я не могу скрыть своей тревоги. Я не собираюсь полвечера ждать в пресловутой каморке без какой-либо информации. Нас просили поторопиться – могли бы, по крайней мере, теперь ответить тем же.
– Прошу, можно мне его увидеть? – умоляю я, отказываясь войти в кабинет.
Марк ничего не говорит. Он ловит мою сжатую в кулак руку, берет в свою и ведет меня в небольшой кабинет, как было велено. Мы все стоим в тишине несколько долгих затянувшихся секунд.
– Мне ужасно жаль, – говорит доктор.
Я чувствую, как Марк пошатывается, будто ему внезапно становится тяжело устоять на месте. Доктор протягивает мне пластиковый стаканчик с водой, который она была так добра наполнить из кулера, стоящего в углу. Я беру, но не пью из него. Мне хочется швырнуть его через весь кабинет и глядеть на то, как вода разливается лужей по полу. Но я стараюсь сохранять спокойствие, насколько это возможно, учитывая, как сильно трясется стаканчик у меня в руках. Я стараюсь отгородиться от каждого слова, которое вырывается у доктора. Если я этого не услышу, значит, это неправда. Если она просто перестанет говорить, все будет хорошо. Все будет хорошо.