Я распластываюсь на покрытой изморосью траве. Холод впивается мне в почки, но я игнорирую боль. Я вытягиваюсь, плотно прижав руки к бокам и сдвинув ноги вместе. Я ложусь вдоль границы яркого пятна на земле. Считаю от пяти до нуля – и одним резким движением перекатываюсь на ту сторону светлого пятна. Я встаю и некоторое время стою очень тихо. Я чувствую, как сердце пульсирует в горле. Ноги подкашиваются, как будто сзади по ним ударил шар-маятник, и я жду, затаив дыхание. Задняя дверь не открывается. Николь меня не видела. Я незаметно оказываюсь еще на шаг ближе.
Я смахиваю остатки влаги, которая собралась на одежде, пока я лежала на траве. Меня жутко трясет, и приходится держать рот полуоткрытым, чтобы избежать шума стучащих друг о друга зубов. Сбивающая с толку комбинация нервов и холода пробирает меня до костей. Я изо всех сил стараюсь игнорировать это и продолжаю пробираться к задней двери. Я целую вечность пытаюсь открыть ее так, чтобы она не заскрипела. В доме восхитительно тепло, и я вздыхаю, когда мои конечности пытаются вернуть себе чувствительность. Я все еще одна, но меня переполняет чувство надвигающегося конфликта. Я на миг задерживаюсь в кладовке, чтобы взять себя в руки.
Счастливые голоса, раздающиеся внутри, дразнят меня. Они смеются и шутят, находясь в блаженном неведении относительно моего тайного присутствия. Я вырываюсь из двери, ведущей из кладовки на кухню: ноги тянут меня вперед, но голова ревет, что нужно возвращаться. Даже мой собственный разум осознает, что я полностью утратила контроль над собой.
Николь громко кричит, становясь белой как полотно. Ее пронзительный крик пугает Бобби, и он ударяется в слезы. Кэти, увлеченно игравшая на циновке в смежной гостиной, впадает в истерику. Слишком много шума. Это не входило в план. Я пугаю их, но оно того стоит. Оно того стоит.
– О боже, Лаура! – кричит Николь. – Ты до смерти меня напугала.
– Прости, – говорю я. – Я не хотела тебя пугать.
Отчасти это правда. Я знала, что, если подберусь к ней так внезапно, это ее напугает, но моей целью было лишь пробраться в дом. Если я и напугала ее в процессе, это была неизбежная необходимость.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она, с трудом складывая слова в предложение.
– Мне кажется, ответ очевиден, – отрезаю я.
Бобби выпрыгивает из-за стола и несется к Николь. Он прячет лицо в ткани ее джинсов и отказывается смотреть на меня. Она не успокаивает его, но я подозреваю, что это потому, что она знает, что это вызовет у меня ревность.