Без поцелуя на прощание

– Эйва, прошу, расскажи мне.

Эйва делает глубокий вдох. Я же задерживаю дыхание.

– Найджел поехал забирать Адама из аэропорта, – с запинкой произносит она.

Я не произношу ни слова. Я сбилась со счета, сколько времени мы уже провели в Нью-Йорке, но вполне понятно, что Адам приехал повидать Эйву. На самом деле единственное, что меня удивляет, это то, что он не сел в первый же самолет следом за нами, и то, что он вообще ее отпустил. Интересно, почему ей так не хотелось делиться со мной такими безобидными крупицами информации?

– Я думала, они должны были приехать сюда давным-давно, но от них до сих пор никаких известий, – объясняет она.

– Ты думала, они должны были приехать куда? Ты так и не сказала мне, где ты.

Пространство заполняет еще одна долгая пауза, и я уже начинаю уставать от этого. На том конце провода так тихо, что я начинаю переживать, что звонок оборвался.

– Эйва, – зову я, прерывая молчание. – Алло… Эйва?

– Извини, – уклончиво отвечает ее голос. – Я в больнице, вчера ночью у меня началось кровотечение.

Я чуть было не бросаю трубку.

– О нет, только не этот малыш, – плачу я. – О, Эйва, это все моя вина. Ты так из-за меня переживала, что теперь можешь потерять своего ребенка. Прости меня, пожалуйста. Я бы не стала винить тебя, если бы ты меня возненавидела.

Внезапно вся злость Найджела обретает смысл. Он винит меня в том, в какой ситуации оказалась Эйва. Если бы я не привела сюда Лоркана, Эйва бы так не распереживалась. И все это было впустую. Я уже потеряла Лоркана. А теперь еще и Эйва может потерять своего ребенка. Я чувствую себя до омерзительного виноватой.

Эйва начинает смеяться. Я не уверена, хочет ли она таким образом скрыть свои переживания или и впрямь считает забавным то, как я запаниковала. Какого черта?

– Ты не лучше Найджела. Он тоже распереживался, – хмыкает она. – Все в порядке. Меня просто взяли под наблюдение. С малышом все отлично. Десять пальчиков на руках и десять на ногах. Вчера я даже получила первый снимок УЗИ. Не могу дождаться, когда покажу его тебе.

– Я приду тебя навестить, – без колебаний заявляю я. – Мне бы хотелось его увидеть.

– Я очень устала, Лаура, – вздыхает Эйва. – Меня выпишут завтра, тогда и покажу тебе.

Меня беспокоит нежелание Эйвы увидеться со мной. Возможно, она злится сильнее, чем показывает. Она одна в больнице в чужой стране. Ей нужен друг.

– Хорошо, – соглашаюсь я. Не хочу расстраивать ее еще сильнее.

Должно быть, она замечает, что я приуныла, потому что пускается в долгие и нудные объяснения о строгих часах посещения и о том, как опасно женщине в одиночку бродить по городу.

– Ты можешь снова потеряться, Лаура.

– Ага, ты права, – говорю я, скрещивая пальцы за спиной. – Я дождусь Найджела здесь. Вряд ли он уехал надолго.

Эйва переживает из-за моего топографического кретинизма и боится, что я просто потрачу усилия впустую. Я знаю дорогу в больницу так хорошо, как будто ходила туда каждый день, и я знаю, что это лишь еще одно воспоминание, покрывшееся пылью оттого, что я его даже не искала. Я хватаю пальто и запасные ключи Найджела. Я выбегаю из апартаментов, не оставив записки, и сажусь в автобус на углу улицы.

Чуть больше часа спустя я останавливаюсь перед автоматическими дверями жутко огромной больницы. Из-за нервной дрожи волосы у меня на затылке встают дыбом. Мне не хочется идти внутрь. Я не впервые осознаю, как сильно на меня повлияла авария, но все же это приводит меня в ужас. Я втайне испытываю горькое отвращение к стерильной чистоте больничных стен. Она осознанно ассоциируется у меня с болью и страданиями.

Я отказываюсь мириться со своими болезненными предчувствиями. На мгновение даю слабину, и меня разок мощно передергивает, но затем я заставляю себя войти внутрь. Перечитав доску с указателями в зоне регистрации по меньшей мере пять раз, я все еще понятия не имею, где находится родильное отделение. Оно четко обозначено на доске, но я просто не могу достаточно долго удержать внимание, чтобы слова отпечатались в голове. Я сдаюсь и вместо этого решаю просто побродить по коридорам.

Для такой большой переполненной больницы в коридорах до ужаса тихо. Я почти одна – никого нет, кроме прошедших мимо странной медсестры и конторского вида администратора. Я еще никогда не разглядывала свои туфли так долго, как теперь, стараясь не поднимать головы. Я запоминаю каждый стежок на коже. Мои жалкие попытки избежать зрительного контакта достигают обратного эффекта и лишь усиливают глупое волнение.

Я брожу вокруг, охваченная чувством безнадежности. Теперь я нахожусь в самых недрах больницы, но куда двигаться дальше, яснее не стало.