Потому что количество задач, которые приходится решать ежедневно, давно образовали пресс, выдавливающий из меня последние крупицы спокойствия.
«Что же ты будешь делать, когда рядом останется только Лена?» — шипит мерзкий змей сквозь ублюдский хохот, не упуская возможности вцепиться в и без того пульсирующую точку. — «Или дети. Такие же маленькие и беззащитные, как Женя?»
— Лечиться, — гаркаю вслух, закипая от набирающей обороты ярости, пока залезаю за руль. — Вытравлю тебя из головы.
Невозможно оставаться адекватным, когда мозг плавится от расфокуса. Меня скоро разорвет на тысячу кусков, из которых устроена моя жизнь.
Утром я — муж эмоционально нестабильной королевы, у которой семь пятниц на неделе. И любая выпадает на ретроградный Меркурий. В обед — партнер, переговорщик, руководитель двух, сука, холдингов. В одном из которых проще повесится, чем довести до ума. В какое время не ткни, количество применяемых ролей зашкаливает. Полдник? Купидон-сводник, организатор концерта, дядя Лег, пропавший Хорнет, брат и друг. Вечер? Лежик, Олег Константинович, Шершень. Ночь? Мститель, секс-инструктор, музыкант.
И еще тысяча и одна роль, каждая из которых мне не подходит.
Агрессор, тиран, абьюзер, наркоман. Псих. Но самое главное, что я не тот.
Не тот сын. Не тот муж. Не тот кто угодно, блядь.
Всплывающее напоминание на экране вызывает отчаянный стон.
«Сессия с терапевтом в 18:00. Подтверждаете встречу?»
— Похоже, мы не вывозим, — цокаю задумчиво и скидываю уведомление, раздражающим осадком выпадающее в легких.
Бестолку. Как и всегда.
Торможу, завидев вереницу красных стоп-сигналов.
Пробка в Лефортовском тоннеле не такое же уж и редкое явление. Многие тупят из-за потери связи, так как навигаторы сходят с ума. Не удивительно, ведь самый широкий тоннель в Европе построен под Яузой.
Почему я знаю? Потому что выучил каждый закоулок проклятого города, когда познакомился с Леной. Чтобы блеснуть, разговорить. Понравиться ей. Подальше спрятать с ее глаз то, что никто не должен видеть. Потому что надеялся, что приступы агрессии пройдут со временем.
Но так не работает.
Связь скачет, а я вижу новое сообщение от Лены. Похоже, звонила, пока я был вне доступа.
«Истеричка! Ты, Шершнев, невыносимый вредный мудак!» — светится на экране всплывающее окно.
Улыбаюсь. Потому что если орет — значит жива и здорова. Похоже, подумала, что я обиделся и выключил телефон. Будто мне пять лет, честное слово.
«О, нет. Она подумала, что ты разъебал его о чье-нибудь лицо», — шипит скользкая тварь. Мысленно хватаю противного червяка за морду и отшвыриваю подальше. Что он ядом капает? Только настроение какое-то забрезжило.
Игривое.
«Вынь телефон из задницы и набери», — летит следом, вызывая приступ неконтролируемого хохота.
«В тоннеле пробка. Выберусь — позвоню», — отправляю, а затем с минуту дожидаюсь загрузки.
Руки чешутся услышать любимый голос немедленно, но с таким качеством связи невозможно. Еще и толкаемся по пять миллиметров в минуту. Какой-то гандон давит на клаксон, играя на забитом вглубь раздражении.
«Что-то случилось?» — набиваю вопрос под влиянием плещущейся на поверхности тревоге. Она не отменяет переполняющей радости, но омрачает ее.
«Ты не злишься?» — прилетает за секунду до того, как мое сообщение доходит до Лены.
«Голосом расскажу. За рулем. Я в порядке», — догоняет следом.
«Нет, Лен, не злюсь. Кинь адрес — приеду».
Удивленно моргаю. Трясу головой, пытаясь вникнуть в суть вопроса… А затем ошарашенно кидаю взгляд в зеркало.
Я обеспокоен, взволнован и тревожусь, но… не злюсь. Нет распирающего грудь ощущения. Исчезла полиэтиленовая пленка, а сердце не грозит разорвать ребра. Да, несколько минут назад я был уверен, что накроет. Обычно, когда мне удавалось затолкать ярость поглубже, она оседала болезненным комком. Копилась и нарастала, подобно снежному шару. Пока, в один не самый прекрасный момент, не достигала своего апогея.
Но сейчас я не чувствую ничего из опасного. Разве что остатки раздражения да легкий осадок противной вибрации в теле. Усталость. Да, шатает, но… Это другое.
«Да простят меня коллеги, но, Олег Константинович, поймите правильно. Когнитивно-поведенческая терапия не поможет. Самообман, истерия двадцать первого века. Попытка скотчем заклеить пробоину в идущем ко дну судне и выжать побольше денег. Терапия лишь поддержит прогресс медикаментозного лечения, облегчит острые углы, но не решит проблему. Понимаю страх перед препаратами с учетом развившейся зависимости в анамнезе. Но иначе бестолку. Вы будете чувствовать облегчение, бросать. И заново, как много раз до сегодня. Я возьмусь, но только вместе со специалистом другого профиля. Готов рекомендовать», — сказал хер знает какой по счету психотерапевт, Валентин Борисович.
Я отмахнулся. Потому что он выглядел таким же, как все. Тупым пожирателем денег для успокоения моей совести. Здесь еще собрался дружка какого-то покормить и фармкомпании за мой счет.
Только теперь я думаю иначе.
Нервно облизываю губы и с трудом нахожу контакты Валентина Борисовича.