Без права на покой (сборник рассказов о милиции)

И вновь ощутил на себе пытливый, с льдинкой в светло­серых глазах взгляд Ломанского. Похоже было, что тот исподтишка изучает своего спутника. Впрочем, это напо­минало и обычное любопытство к представителю вышесто­ящей организации.

— До следователя не дойдет... Впервые, что ли? Отрядим две-три бригады и за неделю ударно все ликвиди­руем!

Ломанский говорил уверенно, веско, даже весело, как человек, для которого преодолевать трудности вошло в привычку. Если он чем-то и был встревожен, то виду не подал. Достоинства не терял. Держался с уважением к начальству, но без подобострастия, естественно и непри­нужденно. Словом, владеть собой Николай Юрьевич умел.

На следующий день, встретившись в конторе с Мигуновым, он без долгого вступления предложил:

—  Тихон Васильевич, работа работой, но ведь и отдох­нуть не мешает. Как вы смотрите на то, если мы организуем небольшую рыбалочку?.. Поесть ушицы на свежем воздухе — это ж красота!

Накануне Ломанский дозвонился в область и между делом установил, что инспектор Мигунов — страстный рыбак. Это было на руку директору. Одного только не знал Николай Юрьевич, что говорил он по телефону не с сотрудником лесосплавной конторы. Его звонка ждали. Такой «дипломатический» шаг со стороны Ломанского был предусмотрен планом операции. А второй его шаг стал закономерным продолжением первого. Для настоящей ухи нужен был таймень. Поймать его Николай Юрьевич упросил Николая Севастьяновича Шалдаева, известного в поселке «специалиста» по тайменю.

Не впервой им собираться в компании возле костра на давно облюбованном местечке вблизи старой смолокурни. Ну а то, что Шалдаев по должности участковый милицио­нер, Ломанского вполне устраивало. Кто бы мог плохо подумать о представителе закона? Николай Севастьянович во всем, что не касалось его служебных обязанностей, отличался редкой покладистостью. С ним было легко и просто. Пил он не больше остальных, но и не держался белой вороной. А уж уху готовил — пальчики оближешь, язык проглотишь. Хотя знал множество всяких занимательных историй, из природного чувства такта со своим словом наперед других не спешил. О том, что и кем говорилось за ухой, на стороне не распространялся. В его присутствии на любой рыбалке, гулянке или свадьбе как- то незаметно устанавливалась атмосфера надежной доброжелательности. Никто не стремился проверить крепость своих кулаков на ближнем своем, не вспоминал старых обид, не затевал склок. Все знали, что он силен. Но на себе успели проверить это лишь явные дебоширы.

Так что дружба с Шалдаевым уже сама по себе была своеобразным отличительным знаком хороших людей. Выходило, что Ломанский тоже из их породы. И Мигунов имел полную возможность в том убедиться. Директор негромким, отлично поставленным голосом пел под собственный аккомпанемент на гитаре старинные раздум­чивые песни. К месту привел два-три остроумных анекдота.

—  Как-то один работяга в субботний день, — нето­ропливо повествовал он, — заходит в пивную, а там дружки-приятели. Наугощался по самое горлышко... Пора идти домой. Выбрался наш герой на улицу, а тут, как на грех, афишная тумба, круглая такая, старого образца. Шатнуло мужика и, чтобы не упасть, он руками этак, — Ломанский показал как, — опору стал искать. Найти-то нашел, да оторваться от нее не может. А упасть на землю ему мужская честь не позволяет. Перебирает он по тумбе руками и потихоньку идет. Сделал круг, другой. Заду­мался. Головой качает. Мысль прокручивает. Направился в другую сторону. И снова так же, с помощью рук. Обогнул тумбу. Остановился. Да как закричит: «Заму-у-ро- ва-а-ли!»

Дружный смех был наградой рассказчику.

В общем, от новых знакомых у Мигунова было самое приятное впечатление. Подсев поближе к Шалдаеву, он стал расспрашивать его о повадках тайменя, секретах его ловли.

—  Таймень — рыба, признаюсь вам, удивительная, — негромко, для одного Мигунова рассказывал Шалдаев. — Умный чертушка. По быстроте и силе равных ему нет в наших реках. Щуке и той далеко до него. Пудовый таймень очень даже запросто может протаранить сеть, порвать леску, стащить тебя с лодки. Так что тут знай не зевай.

Кормится он круглый год. Ест все, что попадется — червей, лягушек, мелкую рыбешку, утят и уток, даже белок, переплывающих реку, и гусей хватает. Хищник, но осторожен до крайности. Днем отлеживается где-нибудь в глубокой яме, на самом дне, под затонувшими корягами. У берега, а не достать. Ближе к закату выходит на охоту. Играет на перекатах и мелководье. Но и тогда не подходит ни к наживке, ни к блесне. Чует человека. Сподручнее всего ловить его в новолунье. Теряет, должно быть, он свою обычную осмотрительность об эту пору.

—  Хочется самому испытать, что это такое, — с непод­дельным волнением и страстью сказал инспектор.

—  Удачи не обещаю, — отвечал Шалдаев. — Время не очень подходящее. Луны нет. Но давайте попробуем.