Без права на поражение (сборник)

просто так найдены, может только дурак. Значит, если деньги украл не Верникин, то сделала это

она сама. Но то, что во время кражи Верникин оказался в магазине и был, несомненно, знаком с

Шиловой раньше, наконец, ее категорическое отрицание знакомства с ним — все это наводило

на возможность еще более реального варианта: Шилова помогала Верникину. И к тому же

проданный второй билет в кино с началом сеанса через двадцать минут после случившейся

кражи...

Сопоставляя противоречия в показаниях Верникина и Шиловой, Сгибнев продолжал

внимательно разглядывать ее. Потом его внимание привлекли сапожки.

То, что Шилова из кино поехала прямо домой, не вызывало сомнения: это понятно по

времени ее задержания. А вот сапожки она запачкала в какой-то копоти. Именно в копоти, а не в

пыли, как обыкновенно бывает при ветреной погоде. Значит, это случилось до кино. Но где? Где

она могла измазать сапожки в такой черной пыли, осевшей в изгибах кожи?.. Кража-то

совершена в самой чистой части города, Сгибневу стоило труда сдержаться, чтобы не спросить

ее об этом. Но проклятая копоть путала все его мысли, и он велел увести Шилову в камеру,

чтобы спокойно обдумать все детали происшествия.

Дело с кражей явно осложнялось, несмотря на то, что похищенные деньги, судя по

купюрам, нашлись. Ни Верникина, ни Шилову пока еще нельзя было обвинить в том, что эти

деньги украли они. Вся закавыка заключалась в том, что покупатели в магазине задержали по

подозрению в краже Верникина и, видимо, совсем не заметили присутствия Шиловой. Сейчас

же получалось, что Верникин вообще ни при чем, так как деньги нашлись не у него. Больше

того, теперь и Шилову без свидетелей в краже обвинить почти невозможно, Для этого нужно

хотя бы доказать, что во время кражи она находилась вместе с Верникиным. Но как это

сделать?.. Сгибнев этого не знал, но он пошел на риск и принял решение о задержании

Шиловой.

Уже около девяти часов вечера Сгибнев, отправив Верникина и Шилову в камеру

предварительного заключения, выехал на квартиру Шиловой с общим обыском. Там он нашел

два письма Верникина, в которых тот писал Шиловой о своем скором освобождении из

заключения. Обещая заехать, Верникин спрашивал относительно возможностей устроиться на

работу в Свердловске.

Воодушевленный находкой, Сгибнев прихватил из квартиры Шиловой еще кирзовые

сапоги и поношенную пару хлопчатобумажной мужской одежды, какую обычно носят

заключенные.

Вернувшись в райотдел, укладывая добытые вещественные доказательства в шкаф,

Сгибнев опять вспомнил про копоть на сапожках Шиловой.

После некоторых размышлений позвонил в научно-техническую группу городского

управления, поделился с экспертами своим наблюдением и договорился с ними не откладывая

осмотреть обувь задержанных.

В КПЗ приехали уже после одиннадцати. Верникин и Шилова в своих камерах спали в

обуви. Надзиратель разбудил их, сделал замечание за нарушение правил и велел выставить

обувь к дверям.

Через час Сгибнев получил заключение экспертизы. На сапожках Шиловой копоть

оказалась обыкновенной угольной пылью. На ботинках Верникина такой пыли не было. Значит,

выходила Шилова из дому вместе с Верникиным или нет — это уже не имело значения.

Неоспоримо другое — днем они все-таки побывали в разных местах. Когда? Где? И как деньги

очутились у нее? Вот это необходимо уточнить.

Но на дворе уже стояла ночь. Люди спали. И беспокоить их оперуполномоченный Николай

Сгибнев не имел права.

Злой и измученный, Сгибнев поехал домой.

Засыпая, чертыхнулся.

Сонная жена спросила:

— Ты что?

— Да так...— отговорился он и, отвернувшись, подумал еще раз: «Где же она была, чертова

кукла?.. И как к ней все-таки попали деньги?..»

Утром следующего дня Сгибнев допросил Шилову.

После найденных при обыске писем Верникина она уже не могла отрицать, что знакома с

ним. Но, признавшись, что вышла из дому с Верникиным, Шилова продолжала утверждать, что

в кино ходила одна. Верникин, по ее словам, направился искать работу. Она же якобы зашла в

столовую, потом в магазины, а после трех поехала в центр.

Видя неподатливость Шиловой, Сгибнев не сомневался теперь, что она продолжает

хитрить. Ни в столовой, ни в магазинах, о которых она рассказала, Шилова не могла запачкать

сапожки в угольной пыли. Скорее всего, она все это придумала, а была где-то совсем в другом

месте. Но где? Это она упорно скрывала.

У Сгибнева были все основания попросить Шилову объяснить, откуда появилась на ее

сапожках угольная пыль. Но он опасался насторожить ее этим вопросом: в ответ могла

последовать новая, вполне правдоподобная выдумка, которая увела бы его от истины еще

дальше. Так и решил: об угольной пыли пока молчать. Может быть, со временем выявятся