Без права на славу

– Боюсь остаться одной, без тебя! Боюсь тебя потерять! И вообще всего на свете боюсь. Боюсь нечаянно сделать тебе больно! К тому же, – Вера провела ладонью по низу его живота, – в таком состоянии тебя нельзя отпускать. Это нечестно и жестоко. А я даже не знаю, что с этим делать.

– Не слишком ли быстро? – слегка смущённо спросил он.

– Я задаю себе тот же вопрос, – Вера пожала плечами, – не знаю, как на него ответить, и боюсь… С тобой спокойно и не страшно. У меня никогда никого не было, ну, ты понимаешь, да?

– Боишься девственницей остаться?

– Дурачок, боюсь, что не встречу такого, как ты! Ты единственный!

– Но…

Вера накрыла его губы своей ладонью. Она хотела, чтобы он замолчал и не произнёс страшных слов, которые могли бы слететь с его губ и всё разрушить.

– Я знаю, у тебя всё по-другому, – быстро сказала девушка. – Потому что ты другой человек. Я ничего от тебя не требую! Даже если ты потом уйдёшь, прошу тебя, сделай то, что должен сделать только ты. И никогда не требуй, чтобы я тебя разлюбила, слышишь, никогда!

Тимофей прижал её к себе и, гладя по спине, негромко произнёс:

– Будем считать, что конфетно-букетный период мы прошли заочно.

– А вот и нетушки! – тотчас заспорила Вера. – И цветы, и конфеты я очень люблю. Хотя и того, и другого в моей жизни было совсем немного.

– Значит, будем сдавать экстерном! – усмехнулся Тимофей.

– Согласна, – прошептала Вера, целуя его и расстёгивая пуговицы на его рубашке.

…Голова Веры лежала на плече у Тимофея, а пальцы её медленно перебирали волоски на его груди, иногда касаясь соска.

– Я какая-то не такая, – задумчиво произнесла она.

– С чего вдруг? – удивился Тимофей. – Всё, как у всех, поперёк ничего нет.

– Девчонки говорили, что первый раз это всегда очень больно. А мне не больно. Вообще никак, ни хорошо, ни плохо. Может, не получилось? Такое ведь иногда случается…

– Может, и не получилось, я тоже ведь не велик специалист…

Утром, позавтракав, они вместе ушли на работу. День не клеился у обоих, всё валилось из рук. Оба думали друг о друге и о том, что произошло вчера. И если для Веры всё было ясно, то Тимофея глодали сомнения. Ни одна девчонка до Веры не вызывала столь непреодолимого желания обладать ею. Это было новое, пугающее ощущение. К концу смены Тимофей решил, что это и есть любовь. Поставив жирную точку в своих раздумьях, он успокоился и стал размышлять о совместном будущем с Верой.

Вечером после работы оба были неописуемо рады видеть друг друга. С первым же поцелуем все сложные мысли ушли на второй план. Во всём мире существовали только Он и Она, извечная пара, Адам и Ева. Они почти не разговаривали, только наслаждались друг другом. Через неделю Тимофей снял квартиру, в которой пара поселилась вместе.

Однокомнатная «хрущёвка» сдавалась недорого, с мебелью – диваном, трёхстворчатым полированным шкафом. На кухне был столом с четырьмя табуретами и что-то наподобие серванта. Холодильник «Саратов» и стиральную машину Тимофей купил чуть позже. Он так и не съездил домой к матери. Сапоги, обещанные сестрёнке, ничего не объясняя, выслал почтой.

Вера теперь вставала на полчаса раньше, готовила завтрак на двоих, красилась и только потом будила Тимофея. Они вместе завтракали, вместе уходили на работу. В конце рабочего дня встречались, вдвоём шли по магазинам. И вообще, они почти всё делали вместе. Это было самое счастливое время их жизни.

Незаметно для них самих из двух «я» родилось «мы». Но в ЗАГС они не спешили по одной простой причине – Морозову ещё не было восемнадцати.

* * *

Дед слушал внимательно, не перебивая. Когда Тимофей замолк, он проговорил спокойно:

– Коли любишь девушку, отпусти её. И тебе легче будет, и ей спокойнее. Ты, главное, в себя не уходи. Другая сыщется! Не сразу, конечно, но сыщется. Сердце-то не камень, поболит чуток и успокоится. А душа её до конца века помнить будет. Через это человек мудрее становится. Вот ты, поди, в Бога-то не веришь?

Тимофей невесело усмехнулся:

– А кто в него верит?

– Твоя правда – мало кто. Но вот что я тебе скажу. – Старик говорил без суеты, но и кичливости не показывал. – Был и я молодым, и меня жизнь ломала. А как в Бога поверил, так легче стало. Тебя на смерть пошлют, а ты перед боем «Отче наш» прочти, глядишь, боженька смертишку-то от тебя в сторону и отведёт. Пойдём в храм! Псковский-то собор совсем рядом. Я отца Варфоломея упрошу, чтобы окрестил тебя. Служивому в тоске пребывать нельзя. Служивый затосковал – смерти душу отдал. А ты поживи ещё за себя да за отца своего. Порадуй матушку внуками, сад посади, дом построй, до ста лет живи.

– Ты что же, дед, будто меня ждал? – удивлённо спросил Тимофей.

– Ждал, сынок, ждал. Мне про тебя святой Георгий слово шепнул. Как окрещу тебя, так дам тебе поясок живительный. Ты его перед боем под каску надень, головушка-то цела и будет. Маненько, может, и ранит тебя когда-нибудь. Но до смерти-то не убьют.

Сколько потом ни думал Тимофей об этом, он не мог вспомнить, как они оказались перед собором. Вроде бы только что на скамейке сидели, а уже перед дверями собора стоят.