Без права на славу

Старичок перекрестился ещё до того, как его ноги коснулись паперти. Три ступени он перемахнул одним махом. Открыв большие тяжёлые двери, он ждал Тимофея внутри.

Едва войдя внутрь собора, Тимофей застыл, поражённый величественной красотой его убранства. Старичок юркнул куда-то в сторону, и Морозов остался один. Он сделал несколько несмелых шагов по каменным плитам пустого здания. Вокруг разнеслось гулкое эхо. Сняв фуражку, Тимофей задрал голову вверх и невольно залюбовался огромной ажурной люстрой, висящей на десятиметровой высоте.

Трудно было понять, сделана ли эта люстра из стекла или хрусталя. В любом случае выглядела она весьма респектабельно. «Да, умели раньше делать, не то, что сейчас», – подумал Морозов. Из окон купола дневной свет струился вниз, освещая всю центральную часть собора.

– По своей ли воле пришёл? – тихим басом спросил отец Варфоломей, подходя сбоку.

– Да, – вздрогнув от неожиданности, ответил Тимофей.

– Добро, коли так. Ты дитятко уже большое, а посему в чан тебя окунать не будем. Свершим таинство крещения иначе. Китель сыми, и довольно.

Тимофей послушно снял китель, который тут же был подхвачен чьими-то женскими руками.

– Храм закрыли, батюшка, можете приступать, – шикнули из-за его спины.

Всё время, что продолжался обряд крещения, Тимофей был словно оглушённый. Абсолютно не понимая смысла слов, произносимых отцом Варфоломеем, он старательно повторял за ним молитвы. Горькая тоска, тисками сжимавшая сердце и душу парня, медленно отошла в сторону, уступая место новым чувствам и ощущениям. Старичок вновь оказался рядом, подсказывая Морозову, когда нужно было креститься.

По окончании обряда отец Варфоломей перекрестил их обоих и тихо сказал:

– Ну, вот, Серафимушка, у тебя ещё на одного сына больше стало. Он парень подневольный, куда пошлют, туда и побежит. А тебе за него Богу молиться, с тебя спросится.

– Ничего, батюшка, моей молитвы на всех хватит.

Когда Тимофей и Серафим покидали уже стены собора, старик сунул в руку крестнику чёрную ленточку.

– Носи, не забывай, как говорено, да молитву читай. Тута на бумажке списано. Коли какая нужда будет, приходи, я завсегда в сквере сижу на той самой скамеечке. А теперь ступай, Сашок, да имени, что при крещении дано, никому не открывай! Это оберег твой. Ничего не бойся, чести не погань, и всё будет, как должно.

Старик перекрестил новоявленного сына, поцеловал в лоб и быстро ушёл в сторону.

Через два дня после увольнительной всю роту перебросили в Западный военный округ на крупномасштабные учения. Выгрузились прямо в степи, и в первую же ночь взвод Морозова попал в охранение.

Ночь была прохладной, шёл мелкий дождь. Тимофей с двумя сослуживцами сидел у костра. Тихая неспешная беседа текла ровно, отвлекая парней от сна. И вдруг из темноты ночи к огню вышла молодая женщина, стройная и необыкновенно красивая. Одета она была во всё чёрное – лёгкое платье, поверх него – плащ с капюшоном. Но пышная модная причёска женщины не была укрыта от дождя.

Разговор оборвался сам собой. Трое солдат молча смотрели на неведомо откуда взявшуюся красоту.

– Чего стоишь? В ногах правды нет! Раз пришла, садись, – предложил Лунин. – Замёрзла ведь, согрейся.

– На, поешь. Ты что, цыганка? Откуда такая красивая посреди степи взялась?

Ей протянули кусок хлеба, открытую банку с кашей и ложку. Молча, с загадочной улыбкой на губах, она взяла предложенную еду, поблагодарила кивком головы. А в ответ на вопросы лишь ветром прошелестела: «Из ночи». Села поближе к огню, и тот будто отодвинулся от неё, одновременно взвиваясь ввысь.

Женщина села напротив Тимофея, и взгляды их встретились. Он застыл, словно оцепенел. Перед ним была та, которую не зовут, та, что сама приходит. Чаще её проклинают и гонят от себя. Лишь иногда и очень немногим удаётся встретиться с ней и разойтись на какое-то время, чтобы рано или поздно встретиться вновь. Она многолика, молчалива, терпелива, и при этом – ужасно пунктуальна. Как правило, мы знакомимся с ней ещё в детстве, порой даже не сознавая этого…

Вот и Тимофей познакомился с ней ещё в раннем детстве. Она являлась тогда в виде бесформенных кошмаров во время его тяжёлых болезней. Всякий раз, когда температура поднималась под сорок, она приходила и пугала его, заставляя изо всех сил цепляться за жизнь. Один раз он даже попытался заглянуть ей в глаза, но безуспешно – он их так и не увидел, а на следующий день пошёл на поправку.

С тех пор так и повелось – как только снился Тимофею ночной кошмар, он всякий раз пытался заглянуть ему в глаза. И ужас отступал, хоть и не сразу. Постепенно Тимофей стал реже болеть. Когда он пошёл в школу, память о ночных кошмарах совсем стёрлась из его памяти. Вот только сами страхи не забывали о нём никогда. Они вернулись к Тимофею зимой олимпийского года, но в этот раз он позволил заглянуть себе в глаза…

Вскоре от платья и плаща женщины пошёл пар. Ветер стих, дождь прекратился, и на небе ярко засияли только что умытые звёзды. Ребята предложили красавице остаться до утра, соорудив нечто вроде шатра из двух плащ-палаток. Она любезно согласилась.