— Вот, — сказал Николаев, — но теперь смотри — приезжает в станицу бывший царский генерал, устраивает сбор казаков и говорит: братья казаки, отечество, родина в опасности — и несет дальше всякие высокие слова. Человек тридцать из ста поднимет наконец. Это факт — поднимет!
Зявкин встал.
— Что ты меня все агитируешь, Николай Николаевич? Эту обстановку я не хуже тебя знаю. Ты мне вот что лучше скажи. У белого подполья многолетний опыт, там и контрразведка и охранка. А у наших сотрудников?
Федор зашагал по кабинету, задел ногой за дыру в ковре. Николаев засмеялся.
— Сколько раз просил ребят: выбросьте вы эту рвань из кабинета.
Они помолчали.
— Ну так вот, вчера я опять разговаривал с Москвой, с Артузовым. Несколько дней назад он направил в помощь из Астраханской ЧК одного опытного сотрудника из интеллигентов, проверенного.
— Об этом я знаю. Не хотел раньше времени говорить тебе, — ответил Николаев. — Не знал, как ты отнесешься. Поручил кому-нибудь встретить этого товарища?
— Воронову поручил. Пусть поселит его где-нибудь в городе. К нам этому товарищу ходить не следует, в городе его не знают, и хорошо.
— Ну вот, — перебил его Николаев, — жалуешься, что людей нет. Ведь ты же сам прирожденный подпольщик!
— Спасибо белой контрразведке, — ответил Федор, — кое-чему научили в семнадцатом, восемнадцатом и девятнадцатом годах. А людей знающих все-таки не хватает, и этот товарищ — как его, Лошкарев? — будет нам очень кстати.
Николаев согласно кивнул головой.
— Давай расскажи теперь, как у тебя с планом, есть что-нибудь?
— Без малого — ничего, — вздохнул Зявкин, открывая папку, на обложке которой синим карандашом было написано всего одно слово: «Клубок».
— Смотрели мы снова все дела за последнее время. Как бы хоть за что зацепиться. Помнишь убийство в Братском переулке?
— Ну еще бы! Это из назаровской банды публика. Так ведь их осудили уже?
— Вот тогда во время облавы был арестован некто Попов, Юрий Георгиевич. Оружие при нем было, крупная сумма в валюте. Мануфактуру скупал. Выяснилось — бывший сотник, состоит в банде некоего Говорухина и послан в Ростов.
— Не томи, — сказал Николаев. — Сейчас-то он где? Небось расстреляли?
— Да нет, сидит голубчик в тюрьме и пишет покаянные письма. Прочел я их, вот они. — Федор вынул из папки небольшую пачку листов, исписанных неясными карандашными строчками. — Я тебе вкратце расскажу: был он эсером, это еще в студентах. А сам — сын здешнего ростовского врача. На фронте был. Потом вернулся в Ростов, по настоянию друзей и папаши примкнул к Корнилову, участник «ледяного похода». В Деникине, как он сам пишет, разочаровался, верил Врангелю, но и тот, говорит, обманул надежды. Бросили его в Керченский десант, а после, считая, что иного хода ему нет, он примкнул к банде этого Говорухина.
— А в Ростов зачем заявился? — спросил Николаев.
— Объясняет, что послали его за мануфактурой, — оборвались казачки. Валюту получил от самого Говорухина. Я допрашивал его еще раз. Похоже, что ничего не скрывает. Я его спросил: «И как же это не совестно вам, офицеру, тряпки скупать?» — «Эх, — говорит, — комиссар, мне бы только в Ростов. Одичал я в камышах. И еще рассчитывал, что за границу удастся уйти».
— Ну, за границу это не так просто, если в одиночку.
— Обещала ему тут помочь одна особа, некая Анна Семеновна Галкина.
Федор открыл следующую страничку в папке.
— Бывшая медицинская сестра в госпитале, где работал папаша Попова. Живет, между прочим, рядом с нами на Малой Садовой. Вот она и сказала сотнику, что есть у нее связи с надежными людьми, которые могут и за границу отправить, и еще многое что сделать.
— Так-так. — Николаев заинтересованно присел к столу. — А что за люди?
— Попов говорит, будто у него создалось впечатление, что Галкина связана с какой-то организацией. Однажды встретил у нее есаула Филатова, про которого слышал, что тот состоит в каком-то подпольном штабе. Пробуем установить, пока не знаю.. Вот я и думаю, что от этой Галкиной должна быть какая-то цепочка…
В дверь постучали. Секретарь Николаева заглянула в кабинет.
— Здесь товарищ Воронов, — сказала она. — Разыскивает вас, Федор Михайлович, говорит — по срочному делу. Я ему сказала, что вы заняты, но он… — Секретарша пожала плечиками, не найдя нужного слова. А за спиной у нее уже виднелась кудрявая голова сотрудника разведки Дончека Павла Воронова.
— Вот же, здесь он, — сказал Воронов, осторожно отстраняя секретаршу. — Говорю же — срочно!
Николаев примирительно махнул рукой:
— Ну, заходи, что там стряслось?
Павел Воронов втиснулся наконец всей своей могучей фигурой в кабинет. Был он в штатском пиджаке, новеньких синих галифе английского покроя. Крепкие ноги бывалого кавалериста туго обтягивали блестящие кожаные краги.
— Посмотри на него, — сказал Николаев. — Ни дать ни взять — спекулянт с черного рынка. Только ты, Воронов, чуб свой постриг бы, что ли, ведь в приличном обществе приходится бывать.
Но Воронов оставил эти слова без внимания.