Без прощального письма

– За успех! – откликнулся Добродеев, уже сочиняя мысленно убойный материал для «Вечерней лошади».

Монах поднял стакан, но промолчал. На лице его определенно вырисовывалось выражение мрачной сосредоточенности.

– Один вопрос! – Добродеев отставил стакан. – Как по-твоему…

Звуки бравурного марша не позволили ему закончить – ожил мобильный телефон майора. Нахмурившись, он слушал минуту-другую, потом сказал:

– Понял. Буду. Через девять с половиной. – Поднялся, прихватив с блюда бутерброд: – Труба зовет! Хорошо посидели. Никуда не лезьте, бойцы, берегите ногу. Бывайте!

И не дожидаясь ответа, майор, печатая шаг, пересек зал и покинул пределы заведения. Все произошло настолько быстро, даже молниеносно, что ни Монах, ни Добродеев не успели прийти в себя и отреагировать. Им даже показалось, что майор провалился сквозь пол в языках пламени и клубах дыма.

– И танки наши быстры… – ошеломленно пробормотал Добродеев.

– Серой потянуло, – заметил Монах.

– Кого на сей раз? Дело серьезное, неспроста он так рванул.

– Далась ему моя нога!

– Что эта компания делала в нашем городе? Думаешь, майор знает?

– Майор не знает, Лео.

– Не знает?

– Не знает. Потому и раскололся. А спросить уже не у кого. Потому и кинул нам косточку.

– В корне не согласен! – воскликнул Добродеев. – Майор одинок, у него нет друзей, горит на работе. Мы для него отдушина, он счастлив сбежать из своего сурового мира…

– …и тяпнуть пивка в хорошей компании, – согласился Монах. – Романтик ты наш! Давай, напиши статью, что-нибудь вроде: «Взлеты и падения одинокого майора», или «Полуночный майор», или «Через девять с четвертью минут».

– Я уже и сам думал, – признался Добродеев. – У него есть подозреваемый, зачем кидать косточку?

– Видать, не клеится с обвинением. Вроде был, вроде не был, вроде врет, а может, не врет. Тем более плачет. Длинный нос майора сомневается. Да и вещдоков, видимо, не хватает, всяких отпечатков… – Монах помолчал; потом воскликнул: – Нет, ты только подумай, какое иезуитство! Кинул косточку и тут же: «не лезьте»! А по виду не скажешь: прост, незатейлив, раз-два, левой! В который раз убеждаюсь, Лео, как может быть обманчива внешность. Кроме того…

– Ты думаешь? – перебил Добродеев.

– Уверен. У нас есть, что предложить, Лео. Нестандартный образ мышления. Логика. Серые клеточки. Айкью. Еще?

– Не надо, я понял. Фотки будешь смотреть?

– Достал? – обрадовался Монах. – Гигант! Давай!

– Рудин, как ты понимаешь, не того-с, морг не лучшее место для фотосессии. Зато Людмила Жако и незнакомец в черном супер! Она красотка, в нем что-то дьявольское. А это Алвис Янсонс, фотокарточка стандартная, фас и профиль. Невыразительная.

Некоторое время Монах рассматривал черно-белые фотографии, сделанные в кафе. При этом он вслух комментировал.

– Четырнадцатое августа, понятно… – бормотал Монах. – Николай убит одиннадцатого. Остались двое. Надо полагать, это Ильин? – Он потыкал в фотографию. – По возрасту проходит. Семьдесят четвертого. Похоже, выясняют отношения. Смотри, схватил ее за руку, физия зверская, она вскрикнула или выругалась. Плеснула кофе ему в лицо, причем не свой кофе! Умница. Схватила его стаканчик. Он сидит с закрытыми глазами, приходит в себя. Достал из кармана пиджака плоский предмет… Фляжка! Давно мечтаю о такой, между прочим. Хлебнул коньячку… или вискарика. Не убил ее, сдержался. Сильный характер! Покупает кофе, нагнулся к окошечку, выразительная спина, пан спортсмен… качается. Людмила смотрит на него… Какой взгляд! Вернулся. Наливает в стаканчик из фляжки! – Монах поднял глаза на Добродеева: – Хорошие фотки, Лео. Значит, за ней ходили, о чем майор забыл упомянуть.

– Он подозревал ее с самого начала!

– Не факт. Мы не знаем, что она ему наговорила про врагов Рудина, возможно, майор решил, беззащитной женщине нужна охрана. Но для модели, привыкшей переодеваться, сменить внешность и оторваться от наружки – раз плюнуть. – Монах снова взял фотографии. – А это кто? – Он присмотрелся. – О! Никак, латыш?

– Где? – удивился Добродеев. – Где латыш?

– Справа от них. Растрепанный малый в широкой рубахе и рваных джинсах.

– Думаешь, это он?

– Уверен. Следит за бывшей. Ревнует. Смотри, какая физия! Тоже мастер переобуваться в воздухе.

Некоторое время Добродеев рассматривал фотографию. Потом сказал:

– Почему он все-таки соврал насчет даты отравления? Нечаянно перепутал?

– Нет. Он соврал намеренно.

– Значит, убийца он?

– Не факт.

– Но алиби у него нет! И врет.

– У тебя тоже нет.

– У меня есть, вся редакция видела, что в день убийства я не шлялся по Сиверской, а сначала обедал в нашей столовой, а потом просидел битых два часа на собрании. А у тебя?