Без семи праведников...

Тристано д'Альвелла снова вызвал Ладзаро Альмереджи. Вдвоём они обсудили, кто точно был на ристалище, никуда не отлучаясь. Список был короток. Мессир Грациано ди Грандони — он был от начала и до конца. Мессир Адриано Леричи. Тоже был, как же иначе? Руджеро Назоли во время боя вывихнул лодыжку, с ним возился Бертацци. Повредил бедро Паоло Кастарелла. Его и Назоли отвезли в город на телеге.

— Кто ещё?

— Мессир Ладзаро Альмереджи. Никого он не убивал, — твёрдо заявил лесничий.

Д'Альвелла рассмеялся. Это пока предположение. Кто ещё? Епископ Джакомо Нардуччи и Аурелиано Портофино, Флавио Соларентани — эти все сидели рядком, никуда никто не ездил. Бениамино ди Бертацци тоже возле раненых крутился, но потом на постоялом дворе появился. Купил розового масла и винца втайне от супруги тяпнул. И ещё кое-кто был вне подозрений. Дамиано Тронти, сидевший рядом с синьориной Торизани и щипавший её за задницу. Камергеры тоже были на ристалище. Их видел и Тристано. Ипполито ди Монтальдо был распорядителем турнира и никуда не отлучался — его видел Салингера-Торелли.

Кто же мелькал, где попало, и за кого Ладзаро не мог бы поручиться? В этот список попали мерзавец Петруччо Альбани, коего Альмереджи после схватки вообще нигде не видел, вонючий козел Густаво Бальди, потаскуны Бартоломео Риччи, Григорио Джиральди и Франческо Сагарелли, толстый жмот Антонио ди Фаттинанти, чёртов забулдыга Донато ди Сантуччи, высокомерный спесивец Наталио Валерани, хитрый пролаза Салингера-Торелли, борзописец Антонелло Фаверо, жулик Джордано Мороне и горе-любовник и бездарный стихоплёт Энцо Витино.

Мессир д'Альвелла выругался. Грубо и зло. Дюжина подозреваемых? Потом рассмеялся.

— Из этой дюжины — кроме Риччи, ошивающегося у Тибо, да Салингера-Торелли, верного семьянина и отца пятерых детей, вдовца Наталио Валерани и Антонио ди Фаттинанти, по бабам не шляющегося, да ещё у вдовца Донато — подружка в городе… остальные — все твои соперники у бабья.

Мессир Альмереджи не оспорил это суждение, но воззвал к здравому смыслу начальника.

— Даже если так, убрать-то получится только одного, Тристано.

— И кто тебе больше всех мешает?

Все они в глазах мессира Ладзаро были откровенными мерзавцами. Тристано д'Альвелла это понимал. Вначале он решил опросить женатых мужчин, а из них первым был Монтальдо. И к статс-дамам близок, и наблюдателен. Тристано рассчитывал, что каждый из опрошенных сузит круг подозреваемых, заметя кого-то, чьё алиби зловредно и недоброжелательно проглядел мессир Альмереджи.

Надежда эта кое в чём оправдалась. Ипполито привычно глазами опытного распорядителя оглядывал ристалище и многое увидел. Он уверенно сказал, что постоянно видел впереди себя Антонио ди Фаттинанти, рядом сидели Бартоломео Риччи и Григорио Джиральди, но они оба уходили, когда камергеры выступали. Потом на поединок Леричи с Грандони вернулись. Их не было около получаса. Донато отлучался — один раз в нужник, потом в кабачок, его тоже не было с полчаса. Сам он, после выступления сына, с ним в шатре был тоже полчаса. Если в это время кто куда отходил — не знает. На последний поединок поглядеть вышли все. У барьеров сгрудились, вот тут трудно упомнить, кого не было. Мороне был, Монтальдо его видел, он в зубах ковырял, на облака смотрел. Оно и понятно, такие ратному делу не обучены. Рядом Фаверо ошивался, жевал пирог. А вот Витино, аще не в нужнике прохлаждал стихотворец пыл свой поэтический — Бог весть, где был. Салингера-Торелли мелькал то там, то тут. Он на Чуму пять дукатов поставил. Сагарелли… тоже мелькал. Густаво Бальди после поединка с Альмереджи на траве лежал, потом ему слуги вина привезли.

— А Альмереджи?

— Проиграл Альбани, похоже, специально, потом исчез часа на полтора. К последнему поединку вернулся. Пять флоринов на Чуму поставил. Выиграл.

— А Валерани?

— Мелькал. То с сыном стоял, то с матерью. Потом тоже отлучался. Вернулся с провизией, меня сыром угощал.

— Пьетро Альбани?

— После поединка с Леричи оголодал, ему паж что-то поесть принёс, он в шатёр к себе ушёл. Потом я его не видел.

Тристано д'Альвелла тяжело вздохнул. Итак, можно исключить только Фаттинанти, Мороне, Фаверо, Салингера-Торелли и Бальди. Исключал он и самого Монтальдо. Ну и что?

— А теперь расскажи-ка, Ипполито, о вчерашнем визите к Тиберио. Ты знал, кстати, что он содомит?

Монтальдо усмехнулся.

— Мы ровесники, соседи, учились вместе. Я его мальчишкой помню. Склонности его…ну, проступали, конечно. Про него, как про кардиналов Гонзага и Петруччио сказано: «Аlle donne voglion male…Женщин они не любят…»

— Чего ж не донёс?