Распространенной реакцией на эти перемены служит отстраненность, фатализм перед лицом неостановимого движения технологии и изменения привычек подрастающих поколений. Критиковать перемены становится все равно что потрясать кулаками в бессильной ярости или стоять на пути у локомотива истории. Лучше проявить зрелость, говорим себе мы. Лучше поддаться, максимально использовать обстоятельства к собственной выгоде и идти своим курсом через шторм, твердо сжимая штурвал. Но авторы и редакторы в глубине души осознают, что компромиссы обходятся слишком дорого; некоторые читатели тоже чувствуют, что есть лучшая альтернатива. Бывают моменты, когда все с этим согласны. Избрание Дональда Трампа вызвало шок от коллективного осознания, что культура медиа действительно уже не та, что прежде, и чувство, что мысль нуждается в защите лучшей, чем беззубые контролеры из Facebook и Google. Осознать проблему недостаточно. Мы должны сделать необходимые выводы из нашего анализа и перейти к решительным действиям прежде, чем самые важные общественные учреждения и ценности изменятся безвозвратно.
Глава 11. Бумажный бунт
Существует одна технология, подаваемая как неизбежность и представляющая собой, как принято думать, предложение, от которого потребитель не в силах отказаться. Она не оправдала ожиданий, и разрыв между первоначальным ажиотажем и реальностью делает публику готовой прислушиваться к серьезной критике в адрес новинки, служит предвестником будущего – и решительного отказа от нее.
Когда Джефф Безос выпустил на рынок первый Kindle, устройство для чтения электронных книг, я заказал его себе сразу. Как человек, всю жизнь испытывавший страсть к книгам, я чувствовал, что тут что-то не так. Тем не менее я быстро справился с чувством вины за свое личное участие в метаморфозе традиционного чтения. По правде говоря, именно о таком изобретении я мечтал. Книжный магазин и книга, две вещи из числа моих любимых, объединились в одном устройстве. Его создатели обещали, что любую существующую на свете книгу можно будет скачать на него быстрее, чем зевнуть.
Устройство было слишком сложным. Оно было снабжено клавиатурой, которая практически не работала, и неуклюжим джойстиком, пригодным разве что для проверки ловкости рук. Страницы переворачивались не вовремя. И тем не менее Kindle был чудом. Я стал активно покупать книги – и в отличие от прежних набегов на книжный магазин после этого не появлялось стопок книг, громоздящихся в беспорядке на полу или, хуже того, – непрочитанных, стоящих на письменном столе и вызывающих чувство вины одним своим видом. Целый год Kindle всюду ходил со мной в кармане сумки и отдыхал на столике возле кровати. Белый пластик его корпуса покрылся черными разводами – следами моих грязных лап.
На сайте Amazon можно увидеть список всех устройств, зарегистрированных как имеющие доступ к изданиям для Kindle, своего рода персональную летопись владения техникой. У меня побывали три Kindle, три iPad, шесть iPhone, что в сумме равняется небольшой катастрофе для окружающей среды. На всякий случай должен внести ясность: все гаджеты, которыми я больше не пользуюсь, хранятся в коробке в подвале и отправятся на переработку, как положено. Может быть. Когда-нибудь.
Но если технология может ослеплять нас своим волшебством, то волшебство может со временем потерять силу. К моменту покупки третьего Kindle я понял, что возвращаюсь к бумаге, причем возврат не был сознательным. Он происходил постепенно. Я никогда не прекращал собирать бумажные книги. Поскольку я работал в журнале, сигнальные экземпляры приходили с почтой. Кроме того, существовали старые книги, которых я не мог найти в формате Kindle: их я заказывал у букинистов. Бумажные тома стали манить меня к себе. Я не слишком задумывался о своем возвращении к бумаге. Оно просто произошло само собой.
У меня нет возражений против экранов: ни принципиальных, ни научных. Почти весь день я провожу в Интернете. Львиную долю моего внимания получает Twitter. Я благодарен за информационное изобилие, за возможность следить за политикой, футболом, поэзией и слухами, циркулирующими в журналистской среде, с изумительной детализацией. Странно потом оглядываться и понимать, что весь день провел за чтением. Конечно, я мог бы задать вопрос компьютеру и получить точную историю просмотров. Но если я, сидя за рабочим столом, пытаюсь вспомнить все твиты и статьи, промелькнувшие передо мной на экране, удается вспомнить совсем немного. В Сети мы читаем по-другому: в лихорадочном темпе, быстро, бессистемно, и усваивается прочитанное далеко не всегда.