Мы уселись на стульях, а вокруг нас по саду Леона и Нэнси носились дети, истерически смеясь и поливая друг друга из водяных пистолетов. Пета очень осторожно опустилась на свое место так, словно немного приболела.
– Слишком плотный обед?
– Всегда так, – очень тихо произнесла она.
Уже само по себе это меня слегка потрясло. Я даже не предполагал, что Пета умеет быть сдержанной. Я посмотрел на Лайлу, которая наблюдала за детьми. У нее был очень отрешенный взгляд.
– С тобой все в порядке?
– В порядке. – Лайла чуть вздрогнула, улыбнулась мне, а затем глубоко вздохнула. – Замечательный день, правда?
– Изумительный, – согласился я.
– Когда ты был маленьким, у вас дома праздновали так же? – поинтересовалась Лайла.
– Да… точно так… – тихо произнес я. – Много шума и веселья. Все зависит от людей.
Помню выражение маминого лица, когда мы открывали наши подарки. Маме не терпелось удостовериться, что ей удалось порадовать нас, купив именно то, что было в наших списках подарков для Санты. Так всегда и выходило, даже если мы выражали наши желания очень туманно. Я вспомнил, как папа изображал недовольство, когда его будили рано. Он боролся с близнецами за право выдавать подарки, и каждый раз это заканчивалось его победой в споре. Когда мне было тринадцать лет, родители подарили мне фотоаппарат, хотя в то время он стоил немалых денег. Когда мне исполнилось семнадцать, в рождественское утро на подъездной дорожке самым загадочным образом появился новый автомобиль. Мама всегда готовила уйму жареного мяса, включая индейку, большая часть которой потом оказывалась в мусорном ведре. Во времена моего детства мало кто в Австралии ел индейку, тем более целиком, но мама продолжала скучать по холодной погоде на Рождество и огромному семейству, которое она оставила в Нью-Йорке. Даже когда мы повзрослели, никто из мальчиков не осмеливался забыть о Рождестве до самой смерти наших родителей. И я тоже всегда приезжал, хотя и считал себя чем-то вроде довеска к своей семье.
Но вдруг я увидел свою семью со стороны: приятные воспоминания… замечательные воспоминания… Они значительно перевешивали саднящее чувство от того, что я был там словно посторонним. Впервые за много лет я почувствовал, что скучаю по братьям. Несмотря на определенное напряжение, время было замечательным. Возможно, оглядываясь на свою семью сквозь линзы взрослости и фильтр десятилетий, я смог более отчетливо разглядеть все детали…
– Думаю, пришло время обменяться подарками. – Слегка дрожащий голос Петы оборвал мои раздумья.
Она медленно вытащила рождественский подарок из своей сумки. Лайла с лукавой усмешкой на лице проделала то же самое.
– Счастливого Рождества, мама.
Лайла протянула ей небольшой сверток. Пета вручила ей свой. Ее пакет был побольше и явно мягким на ощупь.
– Счастливого Рождества, дорогая, – тихо произнесла Пета.
В ее глазах застыли слезы. Она прижала маленький подарок дочери к своей груди.
– Успокойся, мама. – Лайла попыталась рассмеяться. – Все не так уж плохо. А теперь разворачивай.
Пета тяжело сглотнула и кивнула. Я подумал, что, возможно, мать и дочь поссорились в перерыве всего этого веселья. Я слегка помассировал Лайле плечи. Она улыбнулась и начала разворачивать подарок.
– Мило. – Лайла взялась за шарфик лишь кончиками пальцев, словно боялась, что он может как-то ее запачкать. – Настоящая ангора?
– Да, дорогуша.
– Красиво… – Лайла уронила шарфик себе на колени и указала на пакет в руках Петы. – А как тебе твой?
В руке Пета держала брелок для ключей. Она приподняла брови и посмотрела на Лайлу.
– Красиво?
Я взял его в руку и перевернул. В пластике брелока я увидел фотографию глубокой долины, поросшей до самого горизонта камедными деревьями. Обратная сторона была такой же, за исключением крошечной, почти нечитабельной надписи: «Многоуважаемый платиновый благотворитель “Коалиции по борьбе с рудничными газами”».
– И сколько ты пожертвовала? – тихим голосом поинтересовался я у Лайлы.
– Ты не хочешь этого знать, – весело ответила она. – Это подарок для будущих поколений в буквальном смысле слова.
Лайла потянулась, желая забрать брелок, но Пета вовремя выхватила его из моей руки.
– Эй! – запротестовала Лайла – Так не годится! Мне не нужны твои замученные кролики, а ты не можешь оставить себе оба подарка.
– Могу, – возразила Пета.
Она нахмурилась, глядя на дочь, а я не мог понять, что, черт побери, я упустил, что же могло вызвать такое раздражение.
– И оставлю…
Они смотрели друг на друга, а я вздрогнул и полез себе в карман.
– Может, вы отдадите Лайле этот дрянной брелок в обмен на это? Счастливого Рождества, моя сварливая
Как я и надеялся, Пета отвлеклась и приняла из моих рук небольшой сверток. Она уставилась на подарок.
– Каллум! Я даже не предполагала, что вы можете мне что-то подарить. Очень невежливо с моей стороны…
– Ничего страшного, – заверил ее я.
День и так был заполнен событиями. Ничего больше мне и не хотелось.