Без тормозов (СИ)

Я ничуть не возражаю против такого обращения. Ки-Таро мне нравится, он хотя бы иногда интересуется моей жизнью. Думаю, это потому что мы похожи: он сын любовницы деда, так что прочие сыновья относятся к нему настороженно и отчуждённо.

— Ну, так что на этот раз? — спрашивает Ки-Таро, отсаживая меня. Его член качается, он придерживает его ладонью, избавляется от презерватива и запихивает пенис обратно в штаны.

— И никаких «ну», — передразниваю я Чизуо, и Ки-Таро хохочет, откидываясь на спинку софы. — Да как обычно.

Он фыркает и отвешивает парочку не слишком лестных комплиментов брату. Я между тем кувыркаюсь на софе, стараясь натянуть обратно бельё и окончательно съехавшие гольфы. Тело ноет и разгоняет мурашки по коже. Ки-Таро ловит меня за коленки, тискает мои ягодицы… но я вырываюсь из его рук. Ки-Таро тоже ничуть не возражает: он получил что хотел и позволяет мне улизнуть.

А мне пора на занятия. В академии строгие правила насчёт внешнего вида, введён дресс-код, приходится соответствовать: бриджи, гольфы, лакированные туфли, рубашка, галстук, жилет, пиджак с эмблемой факультета. Я расчёсываю волосы и брызгаю непослушный вихор лаком. Бриллиантовая заколка для чёлки, шёлковый носовой платок в грудном кармашке, швейцарские часы… Я выгляжу настолько безупречно, что самому противно.

В портфель я непременно пихаю пачку денег. Я редко возвращаюсь домой сразу же после учёбы: в городе куча мест, куда я хочу попасть и в которые мне, разумеется, запрещается ходить.

Потом я спускаюсь вниз. Горничные робко выглядывают из кухни и шёпотом желают мне удачного дня. Прислуге запрещено разговаривать с хозяевами. Я не вижу ничего дурного в том, чтобы разговаривать с ними. Иногда мы даже вместе пьём чай на кухне. Бояться, что меня застукают, не стоит: к прислуге никто никогда не заглядывает, отец считает это ниже своего достоинства, так что тут распоряжается дворецкий, которому и я могу приказывать, потому что я тоже Тораяма.

Возле машины уже ждёт мой шофёр. Это единственный человек в доме, к которому я по-настоящему привязан. Он всегда интересуется моей жизнью, непременно расспрашивает меня, как прошёл день в академии. Ему я могу рассказать что угодно, он всегда меня выслушает и даже может что-то посоветовать, если у меня какие-то проблемы. К отцу с таким подходить не стоит: он или не заметит меня, или скажет, что я сам виноват, — вот и всё его участие. Я вполне трезво смотрю на вещи. Возможно, шофёру просто платят, чтобы он со мной нянчился, но у меня всё равно теплеет на душе, когда я с ним разговариваю.

— Ничего не забыл, Мицуру? — Он забирает у меня портфель и открывает передо мной дверцу.

Он всегда зовёт меня по имени, хотя ему и влетает за это, если кто слышит. Тогда он ведёт себя точно так же, как и я: делает вид, что слушает выговор, кивает и непременно отвечает в конце: «Я приму это к сведению». Думаю, он ничуть об этом не сожалеет. Удивительно, что его до сих пор не уволили за подобное поведение!

Я киваю и залезаю в машину, шофёр закрывает дверцу, садится за руль, и мы едем в академию. Я то и дело поглядываю на его отражение в зеркале. Его вихрастые волосы торчат из-под фуражки, цвет которой удивительно подходит к его зеленоватым глазам. В его губах торчит трубочка от чупа-чупса, он перекидывает её из угла в угол тем чаще, чем сложнее ситуация на дороге, пригибается к рулю, заглядывая на светофор, смотрит в боковое зеркало…

— Эй, — окликаю я его, когда мы останавливаемся на очередном светофоре, — Сугуру?

— М-м-м? — Его глаза в зеркале заднего вида смотрят на меня. — Что такое, Мицуру?

— Я хочу чупа-чупс.

— У меня больше нет. — Он слегка пожимает плечами и снова смотрит на меня в зеркало заднего вида.

— Тогда свой отдай, — требую я.

Сугуру смеётся, оборачиваясь, вытаскивает чупа-чупс изо рта, облизывает его и протягивает мне:

— Только до ворот академии. Ты же знаешь правила.

С этим в академии строго. Кажется, на всё на свете есть своё правило, в том числе и на сладости, и даже за обычный леденец можно получить дисциплинарное взыскание. В кафетерии разрешается купить конфет к чаю, дорогих конфет из натурального шоколада, но съесть их можно только здесь же, в кафетерии, как десерт к обеду. Я их никогда не покупаю, я их терпеть не могу!

— Конечно знаю. — Я наклоняюсь вперёд, клацаю зубами, но Сугуру дразнит меня, отдёргивая леденец. — Сугуру!

— Прости, не удержался. — Шофёр запихивает чупа-чупс мне в рот и возвращается к дороге: светофор уже сменился, так что отвлекаться больше нельзя.

Я перекидываю палочку в губах, рот наполняется вязкой сладкой слюной. На этот раз клубничный… Я на секунду вытаскиваю чупа-чупс изо рта и размышляю, можно ли это считать «непрямым поцелуем».

— Приехали. — Сугуру глушит мотор, разворачивается ко мне и манит пальцем, требуя вернуть леденец.