С этими словами я достаю пачку денег и начинаю пересчитывать. Вот за это меня и не любят. Отец так богат, что наличные за деньги не считает. Его сейфы ломятся от хрустящих банкнот, счета в пяти или шести странах переполнены, проценты набегают так быстро, что не успеваешь потратить и тысячной доли. Пересчёт меня утомляет, я обмахиваюсь веером из денег и краем глаза слежу за вытягивающимися лицами студентов. Они ничего не знают о моём положении в семье и считают меня самым счастливым человеком на свете — «младшеньким, любименьким сыночком» магната.
По счастью, из-за угла выезжает машина и останавливается возле нас. Я прячу деньги и толкаю со всей силы портфель вышедшему из машины Сугуру, он даже отступает на шаг и не успевает открыть передо мной дверцу. Я самостоятельно открываю её, залезаю на заднее сиденье и захлопываю её перед самым его носом, лишая его возможности выполнить свои прямые обязанности. Сугуру делает вид, что так и надо, кладёт портфель на сиденье рядом с водительским и нажимает на педаль газа. Я смотрю в окно на пролетающие мимо дома и деревья и краем глаза вижу, что шофёр поглядывает на меня в зеркало заднего вида.
— Опять опоздал… — бурчу я, отвечая на вопрос, который он непременно задал бы, если бы я его не опередил.
— Пробки, — тут же оправдывается Сугуру.
— Ну конечно… врун несчастный…
— Pardon me?
— Пф! — И я молчу всю дорогу, чтобы подстегнуть в нём чувство вины, но, когда машина сворачивает на шоссе, я нарушаю это молчание: — Езжай помедленнее.
— Не хочешь домой? — проницательно спрашивает шофёр.
Я не считаю, что на этот вопрос нужно отвечать, и добавляю:
— Отвези к берегу.
Сугуру ни о чём больше не спрашивает и сворачивает с шоссе вниз, по покатому каменистому склону, и останавливает машину на остром выступе, откуда открывается отличный вид на осеннее море. Я вылезаю из машины и сажусь на капот, погружаясь в созерцание. Ни о чём не думаю, просто смотрю на серую воду и хилое солнце. Сугуру тоже садится на капот, вертит на пальце фуражку и то и дело посматривает на меня, ожидая приказаний. Я играю в молчанку, пока мне это не надоест, потом валюсь спиной на капот и вытягиваю вверх ноги, пиная небо:
— Сугуру…
Шофёр прекрасно понимает, что это значит, и кладёт фуражку рядом со мной. Я тут же хватаю её и напяливаю себе на голову. Она мне велика, и я дёргаю её, пока она не застрянет у меня на ушах. Сугуру тем временем колдует между моих коленей, расстёгивая пуговицы на штанах.
— В академии что-то произошло? — мимоходом интересуется он.
— Ничего особенного.
— Повздорил с кем-то?
— Да нет. — Я выворачиваю колено и забрасываю его шофёру на плечо, принуждая его наклониться. — Просто ты опоздал.
— Пробки, — возражает он, пряча улыбку, и накрывает ладонью моё колено, ведя пальцами вверх по ляжке, пока его рука не оказывается на лобке.
Я натягиваю фуражку поглубже: не хочу, чтобы наши глаза встречались, пока он это делает. Но из-под неровного края мне всё-таки видно, как Сугуру никнет между моими коленями, водружая себе на плечо и второе моё колено, и аккуратно прихватывает губами крайнюю плоть. Я весь день был растревожен, и теперь его рот доставляет мне то самое удовольствие, которого я так ждал.
Я часто дышу, и мне кажется, что воздуха не хватает, что воздух терпко пахнет хвоей, хотя поблизости нет ни единого дерева. Потом я соображаю, что это запах фуражки — запах его шампуня или кондиционера для волос, терпкий, дразнящий ноздри запах. Я прижимаю фуражку ладонями к лицу так, что дышать становится совсем невозможно. По нервам бегут электрические импульсы, мышцы конвульсивно подрагивают, и я с придушенным стоном как никогда ярко чувствую каждое движение его языка, ласкающего мой член.
Но, к сожалению, времени разлёживаться нет: навскидку у нас всего минут десять, нужно возвращаться домой. Сугуру прекрасно это понимает. Может быть, он даже поглядывает на часы всё это время, поскольку его язык выгибается и начинает энергично тормошить мою головку, буквально заставляя меня кончить. Я не могу и не хочу сдерживаться и отпихиваю фуражку, широко раскрывая рот в последнем стоне, который скорее похож на крик, чем на стон: шофёр несильно прикусывает мой член, как бы в наказание за то, что я так вёл себя по дороге. Ещё минуты две он обсасывает мой пенис, позволяя мне побиться в эйфории, потом поднимает голову, облизывает губы и составляет мои ноги со своих плеч обратно на капот.
Я какое-то время лежу не двигаясь, только громко дышу, прижав ладонь к животу, и по коже бегут мурашки, потому что ветерок забирает и холодит потную кожу. Сугуру ждёт немного, потом стаскивает меня с капота, ставит на ноги и застёгивает на мне всё то, что расстегнул до этого. Я послушно поднимаю и опускаю вялые руки и ноги и без возражений сажусь в машину, а Сугуру меж тем платком оттирает капот и пытается выправить измятую фуражку, стуча ею о колено.
Всю дорогу до дома мы не разговариваем, но наши глаза то и дело встречаются в зеркале. Я сонно думаю: какие же всё-таки у него красивые глаза…