Без тормозов (СИ)

У меня ещё есть время, так что я не тороплюсь. Я держу чупа-чупс на безопасном расстоянии и уже в свою очередь дразню шофёра. Тот смеётся и пытается поймать мою руку ладонью, хотя это и против правил. Наконец мне надоедает с ним играться, я соглашаюсь отдать леденец, и Сугуру открывает рот, но я жульничаю: быстро наклоняюсь и целую его, предоставляя ему мой язык вместо леденца. Сугуру смеётся сквозь поцелуй, ничуть не возражая, и у нас обоих во рту становится сладко. Захваченный эмоциями, я пытаюсь перетянуть шофёра к себе на сиденье. Он подхватывает свалившуюся с головы фуражку, отбирает у меня чупа-чупс и возвращает его к себе в рот со словами:

— Ну всё, всё, поиграли и хватит. Тебе пора.

Я разочарованно вздыхаю, хотя и понимаю, что он прав. Сугуру открывает передо мной дверцу, подаёт мне портфель и желает удачного дня. И мы уже опять шофёр и хозяин, без какого-либо намёка на интим. Но я всё-таки его подзадориваю:

— Не забудь забрать меня.

Его глаза вспыхивают. Он на секунду наклоняется ко мне, делая вид, что подправляет что-то в моих волосах, и шепчет мне на ухо:

— Я ещё отыграюсь, будь уверен!

Я только хмыкаю и чинно шествую в академию, зная, что шофёр будет стоять и смотреть, пока я не зайду внутрь.

В холле я отвечаю на приветствие вахтёра, расписываюсь в журнале и иду переобуваться. К форме полагаются сменные туфли, которые студенты оставляют на ночь в академии. Вечером их чистит обслуживающий персонал, так что с утра они сияют как новые. Они не такие удобные, как обычные туфли, но это делается специально, чтобы походка у студентов была несколько натянутая и чопорная. В них не побегаешь, не попрыгаешь — в них только и делать, что выхаживать по коридорам, соблюдая устав. (Впрочем, это не значит, что правила не нарушаются.)

До звонка я успеваю дойти до аудитории и поздороваться с однокурсниками. Я их терпеть не могу, а меня они вообще ненавидят: я по всем параметрам, включая финансовое положение, лучше их. Но мы натягиваем фальшивые улыбки, приветствуем друг друга и мило беседуем на перерывах, потому что так положено. К тому же я состою в студенческом совете, и связываться со мной лишний раз — себе дороже.

И вот начинается лекция, шелестят тетради, скрипят ручки, а я вспоминаю, как скрипела софа сегодня утром подо мной и Ки-Таро, и мысли ускользают далеко из этой скучной комнаты.

На стол хлопается свёрнутая бумажка, я накрываю её ладонью и кошу глазами в сторону, откуда она прилетела. Такаши показывает большой палец. Я разглаживаю бумажку и читаю: «На следующем перерыве». Такаши ёрзает и ждёт ответа, я никуда не тороплюсь и неспешно приписываю свою резолюцию, которая сводится к двум словам: «Где обычно». Следя одним глазом за преподавателем, я приподнимаю локоть и щелчком отправляю бумажку обратно к Такаши, он ловко прихватывает её, читает и сияет как начищенный пятак.

Перерыв длится полтора часа, давая возможность студентам неторопливо отобедать и отдохнуть. Можно отправиться в рекреацию и посмотреть видео для релаксации, утонув в мягких креслах, поставленных там специально для подобных случаев. Можно пойти в музыкальный класс и насладиться живой музыкой, там в это время репетирует фортепианный клуб.

Вместо этого я выхожу на улицу, делаю вид, что прогуливаюсь, а потом быстро сворачиваю к подсобным помещениям, расположенным как раз за спортивным полем. Пять или шесть зданий одного типа стоят в ряд, расстояние между ними всего полтора метра. Тени от их стен смыкаются, и в образованном проулке всегда стоит полумрак и прохлада. Но я иду туда не для того чтобы подремать в тенёчке. Там меня уже ждёт Такаши, это наше с ним секретное местечко. Вне академии мы не встречаемся, мы слишком разные, но во время обеда, когда мы втискиваемся в этот узкий проём, все различия стираются и забываются.

Ничего не значащее приветствие сопровождается поцелуем. Я целуюсь и невольно сравниваю Такаши с Сугуру.

Такаши возится с плавками, оттягивает их, они пружинят и хлопают его по заднице, он ойкает. Я терпеливо жду, времени у нас предостаточно: мы обедаем за двадцать минут, приходим сюда за десять, так что у нас есть ещё целый час, чтобы наиграться вдоволь. Такаши избавляется от плавок, они соскальзывают почти до щиколоток, в его руках появляется презерватив, и он ещё пару минут возится с ним. Я ёжусь, потому что тут гуляет сквозняк, и тру покрывшуюся мурашками задницу.

— Слушай, откуда у тебя пятна? — удивляется Такаши, поворачивая меня к себе спиной.

Я прислоняюсь животом к бетонной стене и прихватываю ладонями ягодицы, чтобы скрыть следы:

— Брат отшлёпал.

— Да ну? — поражённо переспрашивает Такаши.

— Серьёзно. — Я прихватываю ягодицы ещё сильнее и приподнимаю их повыше, раздвигая и открывая ему полный доступ к моему анусу. — Я же говорил, что у меня строгая семья.

— И за что? — Такаши безоговорочно верит, уж такой он человек, и просовывает палец, чтобы пощекотать моё колечко.

Он не знает, что буквально час назад оно растягивалось вокруг твёрдого толстого члена, и мысль об этом меня конкретно возбуждает. Я с трудом сдерживаю стон и выдыхаю: