Читаем Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни полностью

Подобравшись к гребню, я лег на живот, задом переполз через него и оказался в пересохшем водопаде. Далеко справа я заметил единственную струйку, стекавшую по стене. Жерло водопада образовывали стоявшие друг на друге обледенелые каменные глыбы. Если бы я поскользнулся в том ледяном желобе, у меня, по крайней мере, был шанс ни обо что ни удариться. А здесь, метрах в пятнадцати ниже, лежали здоровенные остроконечные сланцевые плиты.

Я не принимал никаких решений. Нужно было идти, и я пошел. Цепляясь за извилистую боковую стенку и за все щели, которые только смог нащупать в поверхности русла, я растопырил руки и ноги и пополз вниз. Я преодолевал изгиб за изгибом, и одеревеневшие пальцы рук и ног каким-то чудом избегали неверных движений и безошибочно нащупывали крошечные точки опоры.

Спрыгнув с последней обледеневшей каменной глыбы на обломки сланца размером со взрослого человека, я ненадолго остановился. Туман поднялся и превратился во влажные облака, я отчетливо видел местность на десятки метров вокруг. Я наконец-то спустился с высоты. Но темнота неуклонно приближалась. Я сделал несколько глубоких вдохов и с усилием двинулся вперед. Поляна должна быть где-то поблизости.

Глава 28

Отец в спешке привез меня…

…в гостевой дом «Сноу Саммит». Мы оставили все лыжное снаряжение в шкафчике и пошли в бар за Сандрой.

– А когда я получу приз? – спросил я.

– Церемония состоится завтра, в День Президентов.

– Но почему я не могу забрать его прямо сейчас? Тогда нам не придется сюда возвращаться, – заметил я.

– Так не делается, – пояснил отец. – К тому же завтра ты сможешь потренироваться с командой.

Мы зашли в бар и увидели, что Сандра порядком набралась. Она хотела остаться здесь на ночь.

– У маленького Нормана сегодня хоккей, – напомнил отец.

– Твою-то мать, Норм! – отозвалась она. – Эй, люди, замрите! Сейчас же прекратите делать то, что вы делаете, – объявила она на весь бар. – У этого блондинчика сегодня хоккей, так что весь мир должен остановиться!

– Мы уезжаем, пошли, – бросил отец.

Он повернулся и вышел, а я за ним. Опять потеплело, облака рассеялись. Глядя на далекие горы, отец поблагодарил бурю за то, что она послала нам холодный воздух.

– Похоже, мы застали самый ее краешек, – добавил он.

Сандра плелась позади нас и всю дорогу до «Порше» чертыхалась и ныла.

– С вами вообще ни хрена не расслабишься! – говорила она. – Пошли туда, пошли сюда, пошли, пошли, ПОШЛИ!

Отец задним ходом выехал с парковки, включил первую передачу и взялся за руль обеими руками.

– Очень рада, что завтра мы летим на этом чертовом самолете! – сказала Сандра.

– Я тоже, – вставил я.

– Мы увидим твою чемпионскую трассу с воздуха, – заметил отец.

– Круто.

– Ты бы вздремнул, – посоветовал он мне. – Вечером предстоит большая игра.

– Ладно, – согласился я и, свернувшись калачиком, притулился у окна.

Глава 29

Движение по облепленной…

…снегом сланцевой плите оказалось утомительнее, чем я ожидал. Здесь не было ни кручи, ни льда, ни обрывов, но липкий снег засасывал мои кеды, и по нему нельзя было скатиться. Я вынужден был идти в полный рост, и это отнимало последние силы. То и дело приходилось пригибаться и уворачиваться от острых, зазубренных краев. Я терял равновесие и заново искал точку опоры, от чего утомление и голод усиливались. Казалось, что желудок переваривает сам себя.

Вскоре наступило полное опустошение: у меня не осталось энергии на то, чтобы как-то реагировать на ситуацию, не было даже отчаяния. И тут я наткнулся на снежный курган – он чудесным образом вырос передо мной из-под земли. Гигантская сланцевая плита плавно переходила в конусовидный снежный нанос: так бурлящий поток впадает в зеркальную гладь тихих вод. Я поднял взгляд от земли – по-моему, впервые за последние полчаса.

Меньше чем в двухстах метрах внизу сияла чисто-белая снежная площадка – та самая поляна. Ее частично скрывали растущие из снега кусты крушины, образовывавшие живую изгородь. Я уже собирался рвануть к поляне, но сообразил, что стоявший передо мной снежный курган неустойчив, а под ним зияет ловушка – куст крушины с перекрученными, как пружины матраса, ветвями. Повсюду торчали прутья, и кустарник напоминал разрушенный лабиринт. Я мысленно проложил путь сквозь кусты к поляне. Взгляд мой обшаривал поверхность, выискивая потенциально опасные места. Прямо передо мной находился обманчиво твердый снежный нанос – под ним скрывались ветки крушины, и все это грозило обвалиться под ногами. Я нашел еще несколько мест, от которых лучше держаться подальше, а затем замер, усталый и оцепеневший. Меня била внутренняя дрожь. Казалось, что мои хрящи и связки рассохлись и сам я вот-вот расколюсь, как хрупкая деревяшка.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное