Мне всегда казалась подозрительной идея о том, что оружие может «спасти» любого и в любой ситуации. Оружие – пассивный инструмент; оно делает то, что велят люди, а им свойственно совершать ошибки. Представьте незаконное проникновение в дом: хозяин спит в кровати и, внезапно проснувшись, видит склонившуюся над ним темную фигуру незнакомца. Как в руках у хозяина оказалось оружие? Кто отключил сигнализацию? Как пуля попала в цель за считанные секунды? Может быть, в доме тишина; хозяин просыпается, залезает рукой под матрас, неслышно достает оружие, беззвучно отключает сигнализацию, бесшумно спускается вниз. Он слышит вора, но вор не слышит его. В тишине он замечает вора с телевизором в руках и стреляет. А, может быть, мы в кинозале. В темноте заходит парень, открывает стрельбу. У одного из зрителей – он хороший парень – тоже есть пистолет. Он тоже стреляет. Или, может быть, дело происходит в отеле. Парни открывают стрельбу. У десятка человек в толпе с собой пистолеты, но это хорошие люди. Хорошее оружие. Они стреляют в ответ. Как отличить хороших от плохих? Умышленное от случайного? Может быть, стрелок на заправке. А у парня в тойоте есть пистолет. Он хороший парень. И он тоже стреляет. А может, стрелок – подросток, а у другого подростка тоже с собой пистолет. Хороший мальчик с пистолетом. Хороший учитель с пистолетом. Откуда вы знаете, откуда я знаю, откуда кому-то известно, кто есть кто, у кого какое оружие? Всё происходит за несколько панических миллисекунд. Куда бежать, как спрятаться? Разве пластиковое сидение, покрытое тканью, остановит пулю? Или дверь машины? Дверь шкафчика? Колонка? Столешница из ДСП? Неважно, кто хороший, а кто плохой. Пулям всё равно. У всех известных мне историй домашнего насилия, в которых фигурирует оружие, есть одно сходство: отсутствие времени на размышление. Нож дает секунду форы. А пуля нет. Оружие многократно эскалирует опасность для всех вовлеченных сторон. Я вспоминаю ту женщину в Монтане, ту, что была на заседании рабочей группы по обзору смертельных случаев домашнего насилия, медсестру на пенсии с вязанием в руках, которая говорила: «Избавьтесь от треклятых пушек». Она знала, что больше чем у половины присутствующих в том самом зале с собой было оружие.
Несколько десятилетий исследователи и представители правоохранительных органов говорили о том, что вызовы по домашнему насилию – в числе самых опасных. И очевидно, что они наименее предсказуемы. Верно и то, что многие полицейские в нашей стране были убиты или ранены на таких вызовах. Согласно исследованию, охватывающему четырнадцатилетний период, за который был убит 771 полицейский (в среднем это пятьдесят в год), около 14 % были убиты на вызовах по домашнему насилию, и 97 % из них – застрелены[101]
. В первые годы, когда я задавала тем полицейским, к которым меня прикрепляли, вопрос об опасности, они практически всегда отвечали, что вызовы по домашнему насилию – самые рискованные (иногда кто-нибудь также упоминал остановки автомобилей для проверки). Но в последние два – три года в отдельных случаях полицейские говорили, что теперь угрозу представляют активные стрелки. Для них это самый страшный сценарий. В докладе правоохранительных органов, посвященном анализу данных ФБР об активных стрелках в период с 2008 по 2012 годы, авторы установили, что в 40 % случаев преступник прекращал стрельбу после приезда полиции. В исследовании сделан вывод о том, что количество ситуаций с участием активных стрелков (СУАС) увеличивается, и эти случаи в настоящее время фигурируют среди наиболее смертоносных для полицейских[102]. В докладе нет упоминаний о том, что ситуации с участием активных стрелков, с которыми могут столкнуться полицейские, нередко начинаются с домашнего насилия.Ограничить доступ гражданских к оружию хотят не только полицейские. Сегодня треть всех женщин в Соединенных Штатах живут в домах, где есть оружие, но лишь менее 20 % говорят, что благодаря этому чувствуют себя в большей безопасности, и более половины выступает за ужесточение контроля над стрелковым оружием в нашей стране[103]
. При наличии огнестрельного оружия риск убийства подвергающегося жестокому обращению человека возрастает в восемь раз[104].