Без видимых повреждений

Центральное место в комнате занимает огромный телевизор. Идут мультики. Уставшие младшие дети смотрят остекленевшими глазами, не выражая никаких эмоций. Ни страха, ни радости, ни любопытства, ни удивления. Девочка-подросток дерзила полицейским, и я представила, как это выглядит с ее точки зрения: она сидит на диване, а шесть взрослых мужчин стоят в ее гостиной, нависая над ней. Один или двое прошли дальше по коридору, освещая фонарем бардак в комнатах. Девочка неохотно делилась информацией, и я вспомнила о тренинге по переговорам. Это не допрос, это беседа. Казалось, никто из полицейских не в состоянии посмотреть на ситуацию со стороны, трезво оценить обстановку, сесть рядом с девочкой, сказать доброе слово, например, спросить, как они могут ей помочь. Ей есть кому позвонить? Может быть, ей нужна еда? Вместо этого полицейские в форме и бронежилетах, с оружием и шипящими рациями толпой нависают над ней. Они оставят ее в этом ужасном доме, и, вероятно, уже через несколько часов сюда вернется взрослый мужчина, который жестоко обращался с ней и малышами, а взрослая женщина, которая, возможно, тоже была жестока, но, по крайней мере, иногда их защищала, может больше не вернуться. Это в известной мере шокировало меня. Полицейские вели себя очень вежливо. Всё в рамках закона. Но они продемонстрировали абсолютное неумение действовать с учетом текущей психологической ситуации, они не понимали, как выглядят с точки зрения ребенка. Они наносили ей психологическую травму в реальном времени. Их не интересовал ни взрыв человеческих эмоций, ни последствия этой ситуации. Для них есть только хорошее и плохое, преступники и граждане.

Как-то раз в Массачусетсе я присутствовала при подаче заявления: брат изнасиловал сестру. Рыдающая девушка пришла в отделение, чтобы сообщить о преступлении. Полицейский принял заявление, а затем предложил ей выпить воды или кофе, спросил, хочет ли она немного посидеть в участке, просто чтобы прийти в себя (она согласилась). Потом он совсем недолго поговорил с девушкой о домашнем насилии, о том, как тяжело пережившим его людям, и как хорошо, что она обратилась за помощью. Ничего сверхъестественного. Полицейский не сделал ничего особенного – просто предложил попить, дал время прийти в себя, выказал сочувствие. Но в том и суть. Он сделал совсем немного, но повел себя по-человечески, и именно это много значит для жертвы.

Мы возвращаемся в патрульную машину. Дэн говорит, что они позвонят в департамент по вопросам семьи и детей, и двоих малышей, для начала на время, отправят в детдом. Возможно, что и навсегда, если женщина не сможет доказать, что она способна обеспечить детям надлежащие условия. Это казалось невозможным, учитывая то, в каком отвратительном состоянии их дом. «Нам нужно было действовать иначе», – говорит Дэн. По крайней мере, он это понимает. И я не стала возражать. Но когда через несколько месяцев у меня случился небольшой конфликт с офицером полиции, я сама убедилась, как сложно бывает действовать в собственных интересах.

Время больших открытий

Яеду по угольному краю на границе Пенсильвании и Нью-Йорка. Лето 2018 года. За несколько месяцев до этого я получила смс с незнакомого номера (Рей, привет! У меня всё в порядке! Прям как на курорте). Сообщение от Донте Льюиса, он вышел на связь из федеральной тюрьмы Канаан.

После нескольких месяцев бумажной волокиты я получила разрешение на посещение. Можно было оформить встречу как визит представителя СМИ, но я уже это проходила в калифорнийской Этуотер, и тогда попытка провалилась. Потом, когда Донте перевели, я решила оформить обычный визит: одновременно познавательное и глупое решение, которое могло очень плохо обернуться для нас обоих.

Подозреваю, что это невозможно, но я бы хотела узнать, может ли Донте следовать принципу ненасилия в таком месте как Канаан, не подвергая свою жизнь опасности. Можно ли включить насилие, если оно нужно для выживания, например, в федеральной тюрьме, а потом выключить, когда выйдешь на свободу? Сокрушительную силу множества маленьких несправедливостей я испытала на себе. Допустим, торговые автоматы. Рядом висит объявление, что использовать их можно на свой страх и риск. И действительно, я потратила не меньше пяти баксов, чтобы посмотреть на банку газировки, которая, опершись на стекло как пьяный солдат, повисла в пластиковом колечке, и не собиралась падать. Такая мелочь – поставить работающий торговый автомат, чтобы он не выдергивал драгоценные долларовые банкноты из рук людей, у которых нет лишних денег.