Без видимых повреждений

Блок представляет собой аквариум с ковровым покрытием на полу и полукруглым столом охранника посредине. Стол расположен чуть выше уровня пола, чтобы охранник одновременно мог видеть происходящее в каждой камере и в каждом углу всего блока. В здании два этажа. Посредине здания располагается большая лестница. В ином контексте это могла бы быть парадная лестница вроде тех, по которым спускаются королевские особы. В двадцати четырех камерах с прозрачными передними стенками сидят сорок восемь мужчин в возрасте от восемнадцати до семидесяти. Белые, черные, латиноамериканцы, выходцы с Ближнего Востока. На всех – оранжевая форма и белые туфли без шнурков. Одна стена блока отведена под телефоны-автоматы. Когда мы заходим, я остро ощущаю высоту потолка и тишину сродни библиотечной. Среди этих мужчин есть убийцы. Дилеры. Грабители. И каждый из них замечен в домашнем насилии. Никому из заключенных еще не вынесен приговор, а это значит, что они стараются показать себя с лучшей стороны; среди заключенных присутствует один новичок, который в блоке всего три дня. А местный старожил здесь уже сто десять недель. Длительность срока указывает на серьезность преступления. С тяжкими преступлениями, в отличие от проступков, судебная система разбирается годами. Но каждый заключенный понимает, как ему повезло здесь оказаться. Один из столпов этой программы – полное неприятие жестокости.

Сегодня Джимми участвует в беседе совместно с двумя педагогами-организаторами: Реджи Дэниелсом и Лео Бруэном. Некоторые мужчины подходят, чтобы поприветствовать Джимми крепким рукопожатием, хлопком по спине и полуобъятием, другие просто кивают ему. Я ловлю на себе их взгляды, некоторые подходят и представляются, обращаясь ко мне на «вы». Группа Реджи идет в класс, а Лео занимает пространство перед лестницей. Джимми и четырнадцать мужчин из его сегодняшней группы (и я вместе с ними) переносят синие пластиковые стулья и ставят их в небольшой круг за чуть нависающей лестницей. Рассаживаются в предписанном порядке: недавно прибывшие садятся слева от Джимми, а дальше все располагаются по старшинству, так что мужчина, который пробыл в группе дольше всего, оказывается справа от Эспинозы. Порядок важен, потому что в этой программе сокурсники выступают в роли наставников – это отличает RSVP от большинства других подобных программ. Синклер подчеркивает необходимость наставничества. Его убеждения основаны на личном опыте обучения в Дальтонской системе, в которой ученики являются двигателями собственного прогресса, сами выстраивают свое образование в рамках программы. Я ловлю на себе любопытные взгляды. Чтобы попасть сюда, я согласилась максимально влиться в процесс, а не просто как посторонний человек жадно вслушиваться в истории этих мужчин, пока они рассказывают про худшие моменты своих жизней. Это противоречит этике большинства журналистов. Но смысл курса заключается в том, чтобы все мы почувствовали себя частью одного сообщества, в котором у всех общие проблемы: желание быть любимыми, страх оказаться беззащитными, удушающее бремя стыда. Утвердить себя в роли зрителя значит построить ту самую иерархию, от которой пытается избавиться RSVP. В других группах предотвращения насилия я – бессловесный наблюдатель в углу, но здесь моя роль оказывается где-то посередине между участником и зрителем. Когда все рассаживаются, Джимми просит, чтобы я начала беседу с рассказа о себе. Я представляюсь, говорю откуда я, а потом рассказываю об этой книге и о том, что я – профессор университета. Рассказываю, что мы, журналисты, гораздо меньше времени проводим беседуя с правонарушителями, чем разговаривая с жертвами. А потом я рассказываю более важную историю, ту самую, из-за которой я, наверное, и начала писать то, что пишу: историю о том, что, как и многие из них, я вылетела из школы, и иногда обнаруживала себя в воронке жестокости. Некоторые события наших жизней расходятся в масштабе и частностях, но каждый в этой комнате знает, что значит получить второй (третий, или даже четвертый) шанс, знает сосущий ужас, который ощущаешь в этот момент. Позже многие из присутствующих благодарят меня за то, что я поделилась с ними краткой историей своей жизни, и я ощущаю свою уязвимость, которая, несмотря на то, что обычно я достаточно неплохо контролирую свои чувства, нервирует и вызывает стеснение. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, стыд не покидает меня.